Подарок к Рождеству (Сборник)
Шрифт:
К той улице, на которой жила бабушка Оливии, подошло бы старомодное слово «благопристойная». Крошечные садики перед домами были похожи один на другой: лавровый куст, полоска травы и две ступеньки перед входной дверью, за которой скрывалась дверь поменьше, ведущая на второй этаж. Во всех домах на окнах тюлевые занавески, и никто из жильцов не скажет другому больше, чем «доброе утро» и «добрый вечер».
Оливия ненавидела этот дом. В первый год она надеялась, что они уедут из него, но мать считала своим долгом жить с бабушкой, раз уж та предоставила им жилье, а Оливия, как преданная дочь, не могла оставить мать, которой, она подозревала, этот дом так же ненавистен.
Оливия вынула ключ, отперла дверь и вошла в маленькую прихожую. Повесила уличную одежду на старомодную дубовую вешалку и прошла в гостиную. Мать подняла голову и улыбнулась ей:
— Привет, девочка. Работы было много?
Оливия наклонилась и чмокнула мать в щеку.
— Как обычно, — бодро сказала она и прошла в другой угол маленькой комнаты поздороваться с бабушкой. Миссис Фицгиббон сидела выпрямившись в огромном, времен Регентства, кресле с кожаным сиденьем и деревянными ручками. Очень неудобное было кресло, однако оно досталось миссис Фицгиббон в наследство от матери, а та получила его от какой-то дальней родственницы, жены баронета, почему миссис Фицгиббон и находила кресло вполне удобным.
Тон у бабушки был суровым:
— Оливия, у тебя волосы совершенно растрепались, и потом, разве так уж необходимо ходить с этой полиэтиленовой сумкой? Когда я была молодая…
Оливия быстро перебила ее:
— Я заглянула к мистеру Пейтелу, когда сошла с автобуса, у него сегодня отличный салат, ты же любишь салат на ужин…
Оливия состроила матери комическую рожицу и пошла к себе в комнату — совсем маленькую, где едва помещались узкая кровать, старомодный шкаф и небольшой комод со старым зеркалом. Родни говорил, когда звонил днем, что заедет около семи часов, так что она несколько минут ходила из угла в угол, решая, что надеть, и, так и не решив, отправилась на кухню заняться ужином. Бараньи отбивные, картофельное пюре и морковь. В холодильнике было два помидора и сморщенное яблоко. Она приготовила салат, накрыла на стол в тесной столовой рядом с кухней и пошла налить бабушке шерри. Она налила также бокал для матери, не обращая внимания на сердитый взгляд бабки.
Оливия вернулась в кухню, и тут зазвонил телефон. Это, наверное, Родни. Хочет сказать, что приедет раньше, чем договорились. Она выключила газ и пошла в прихожую, где стоял телефон. Это действительно был Родни. Его «привет, Оливия» прозвучало напыщеннее обычного, но на такие вещи Оливия давно решила не обращать внимания.
— Привет! — сказала она весело. — Если ты придешь раньше, я не буду готова.
— Видишь ли, какое дело, я не смогу прийти. Кое-что изменилось, Оливия, я не смогу…
— Какая досада. Тогда встретимся завтра.
Он медлил с ответом, и она почувствовала легкое замешательство. Наконец он сказал:
— У меня очень много работы. Может быть, придется уехать.
Она оживилась:
— Большой бизнес и ужасный секрет? Ну, если речь о твоем продвижении, я переживу. А когда тебе ехать?
— Еще ничего не решено. Я тебе позвоню. У меня уже кончилось время.
Она была разочарована, но все еще весела.
— Не переутомляйся…
Он попрощался, не дослушав, и она положила трубку с ощущением, что тут что-то не так. Не фантазируй, сказала она себе и пошла добавить еще порцию к ужину, а потом сказала матери, что сегодня никуда не идет.
Бабушка едко заметила:
— На нынешних молодых людей нельзя полагаться. У Родни слишком близко посажены глаза.
Прошла неделя. Дебби скрашивала скучные дни своей болтовней, хихикая, рассказывала, как она флиртует с разными парнями, тем временем Оливия терпеливо делала почти всю работу, а заодно быстренько исправляла результаты беспечных усилий Дебби.
— Тебе надо почаще выходить, — как-то объявила Дебби, когда они утром пили кофе. — Не миндальничай ты со своим Родни, — беззаботно добавила она, — ему это пойдет на пользу. Он обязан водить тебя куда-нибудь, как только у него есть свободная минута. Вот позвони ему и скажи, что сегодня вечером хочешь в кино. В «Одеоне» на Лестер-стрит идет чудненький фильм.
— Его нет. Ему пришлось уехать. Что-то по делам фирмы.
— И ты не знаешь, где он?
— Понятия не имею.
— Позвони ему на работу, узнай адрес. Он же не агент секретной службы — какой-нибудь МИ-пять?
— Нет, он работает на Фондовой бирже.
Оливия встала и пошла обратно к полкам, и тут открылась дверь.
Это опять был он. Такой же элегантный, каким Оливия его запомнила, и такой же спокойный. Она предоставила Дебби поинтересоваться, чем помочь ему.
— У меня опять оказалась история болезни миссис Элизабет Браун, но моя пациентка — Элайза Браун.
Дебби просияла.
— Ох, простите, это все я… Я постоянно ошибаюсь — только Оливия их правильно расставляет и выручает меня. Знаете, ужасно скучная работа.
— Могу представить. — Он перевел взгляд на Оливию и вежливо поздоровался. — Оливия, — проговорил он и прежде, чем она успела ответить, сказал: — А вы, юная леди, — как вас зовут?
— Дебби. А вас? Вы ведь не из штата больницы? Вы здесь, чтобы подновить свои знания или что еще?
— Или что еще… — Он слегка улыбнулся. — Меня зовут ван дер Эйслер.
— Иностранец, — сказала Дебби. — Ни за что не догадаться, разве вот только вы великан. У вас тут есть друзья?
— Э-э… да, есть.
Оливия лихорадочно искала папку миссис Элайзы Браун, нашла, с облегчением вытащила из груды папок и отдала ему. Он, коротко кивнув, взял и сказал:
— Не буду отрывать вас от работы. — Казалось, он уже выбросил их из головы.
Едва за ним закрылась дверь, Дебби застрекотала:
— Оливия, ты почему спряталась? Потрясающий мужчина, да? Как жаль, что ты нашла ту историю болезни, а я как раз собиралась спросить, не хочет ли он, чтобы я показала ему город.