Подарок от лепрекона
Шрифт:
Жуткие глупости болтаю, какое дело ирландскому парню до моего прадеда? Но Дон смотрел очень заинтересовано, держал мою ладонь и все также улыбался.
— Если она была похожа на тебя — неудивительно. Никакой парень не смог бы устоять. Ты потрясающая, Хелен.
— Ты льстишь мне, таких женщин половина нашего города.
Я чуть придвинулась и будто случайно поправила волосы, открывая шею и ухо. Дон следил за моими движениями, внимательно, с восхищением, будто гипнотизировал, лишал воли. Я бы хотела прикоснуться к нему, почувствовать тепло кожи, его руки с длинными музыкальными пальцами на своем теле.
— Дьявол, так хочу тебя поцеловать, — почти прошептал
Слова человека прагматичного и рационального, привыкшего все просчитывать на несколько шагов вперёд и от всего ждать подвоха, не вязались с холодной, потусторонней внешностью Фейри и грустными глазами. Я бы не удивилась, окажись Дон выходцем из Благого двора, а не обычным ирландцем. А может быть на меня так давили усталость и одиночество, что хотелось пусть не найти, так выдумать себе сказку.
— Ты ирландец, который пил безалкогольное пиво и строгал по ночам матрешку, не верю в твою робость.
Он сразу же придвинулся ближе, наклонился и поцеловал. Вначале едва прикоснувшись к губам, затем все смелее и жарче, до головокружения и почти пьяного восторга. Я последний раз целовалась так давно, что, казалось, делаю это впервые и уже забыла ощущения. Будто разом сбросила все годы замужества, вернулась в ту пору, когда была совсем юной и сумасшедшей, незагруженной делами, работой и необходимостью быть примерной женой и дочерью.
— Идём, — Дон встал первым и поднял меня, а после потащил за собой. — Как сегодня не будет никогда, пусть этот день запомнится!
В этом я даже не сомневалась, вряд ли когда-нибудь решусь на подобное безумство. Чтобы согласиться на свидание с молодым парнем, целоваться с ним и покорно идти следом, как маленькая девочка, шагающая за наигрывающим мелодию крысоловом,
Дон выскочил под дождь, стянул шапку и подставил лицо каплям. Волосы у него торчали коротким ёжиком, в самом деле темные, но в сумерках не разглядеть цвет. Я тоже ловила ладонями капли и смотрела на темные и низкие тучи, подкрашенные возле горизонта в золото, на бескрайний зелёный простор, на смеющегося Дона и не верила, что так может быть на самом деле. Что так может быть со мной. Что жизнь не закончилась, что она прекрасна, что стоит выйти из привычной среды — и все изменится.
— Я тьму времени проторчал в больнице, будто птица в клетке. А сейчас могу летать, пусть и недолго, — сейчас он ещё меньше походил на человека, и совсем никак — на нормального. Но, наверное, в моей жизни должно было случиться что-то такое. В ней должен был появиться Дон.
— Но какая разница, да, Хелен? — легко, как пушинку, он подхватил меня на руки и закружил. — Какая разница, если есть крылья?
А после поставил, наклонился близко-близко и прошептал на ухо.
— Не живи как я, слышишь? Не запирай себя в серой коробке! Не жди чего-то, не откладывай все на потом. Есть только сейчас. Одно гребанное сейчас.
Дождь усилился и вмиг промочил одежду. Даже пальто, которое Дон накинул мне на плечи, не спасало. Поэтому мы взялись за руки, точно дети и добежали до моего домика. Сразу за порогом Донован помог снять пальто, беспечно бросил его на пол и повел меня в сауну. Совсем небольшую и обшитую деревом, я так и не добралась до нее за время отдыха, довольствуясь душевой кабиной.
— Нужно отогреться, Хелен. Это мне не страшно заболеть.
— Для всех страшно, Дон. Даже для ирландского фейри, сида, ши или кто ты на самом деле.
Он скинул кардиган и остался в тонкой футболке с забавным человечком в зелёном сюртуке и котелке, который сидел на горшке с золотом. Дон рассмеялся и оттянул ее край, чтобы я лучше рассмотрела рисунок.
— Я лепрекон, Хелен, почти настоящий. А ты поймала меня, захватила в свои сети, точно та самая ведьма. И теперь можешь загадать три желания или забрать горшок с золотом. Ты бы хотела золота, Хелен?
Дождь с новой силой застучал по крыше и огромным окнам, заменяющим стену, а солнце уже успело спрятаться за горизонт, оставив нас в полумраке, разгоняемом только лампой при входе. Дон нахмурился, будто на полном серьёзе спрашивал о желаниях и золоте. Но богатства мне не нужно, а желание было только одно: не быть одинокой, не слышать пустоту квартиры, не видеть тоску кухонного шкафчика, в котором стоит всего одна чашка. Не оттягивать момент, когда нужно возвращаться домой, лишь бы не оставаться наедине со стенами.
— Это неправильно, что за свои прихоти нужно платить свободой кого-то другого. Поэтому считай, что я отпустила тебя, лепрекон. Просто так, без условий.
А после сама притянулась к его губам и поцеловала, прижимаясь к Доновану. В самом деле высокий и крепкий, но скорее жилистый, чем тяжеловесный бодибилдер. Он и пах морем, скошенной травой и немного — гелем для душа, будто хотел им замаскировать нечеловеческое происхождение, а не просто хорошо подобрал парфюм.
Его руки заскользили по моей спине, задирая свитер, от их горячих прикосновений по спине тек жар, опалявший кожу и стекающий вниз живота, чтобы отозваться тягучей, физически невыносимой болью. Где-то на самой границе разума пронеслась мысль, что я поступаю неправильно, глупо, что нельзя вот так переспать с почти незнакомым парнем.
Дон тем временем аккуратно снял с меня свитер, поцеловал чувствительную кожу за ухом и сдвинул бретельку с плеча, чтобы провести пальцами вдоль ключицы. А после запустил руку под чашечку бюстгальтера и чуть сдавил грудь.
Я хотела остановить его, сказать, что мне такое не нравится, но по телу внезапно прошел сладкий спазм, вырвавшийся наружу стоном.
Все так остро, необычно, как в первый раз, только теперь без страха, неуверенности, разве что самую малость неловко за свое сумасшествие.
Мне всегда было хорошо с мужем. Абсолютно каждый раз. За двенадцать лет брака мы успели изучить друг друга полностью, знали, как действовать, от чего лучше воздержаться, ловили каждый жест и вздох друг друга. Все выверено, привычно, с гарантией. Кажется идеальным, если не знать ничего другого.
С Доном все оказалось иначе. Я не знала, что он сделает дальше, не до конца верила в происходящее, не могла и не хотела противиться его действиям. Даже пальцам, ласкающим грудь на грани боли. Казалось, Дон мог читать мои мысли и знал, когда нужно остановиться, когда усилить нажим, а когда накрыть горящую от сладкой боли кожу поцелуем, охлаждая, расслабляя, усиливая ощущения. Он раздевал меня неспешно и сам избавлялся от одежды. Каждую секунду казалось, что все, дальше я не смогу пойти, сгорю от стыда или вспомню о приличиях, о том, как некрасиво отдаваться мужчине на первом же свидании. Но оттолкнуть Дона, отказаться от его ласк, поцелуев, приятной тяжести тела поверх моего, от томящего предвкушения — казалось невозможным. И глупым. В конце концов, я взрослая женщина, и никому ничего не должна. Кроме разве того, что сделать эту ночь незабываемой и для Донована, странного парня, будто вышедшего из-под холмов.