Поддубенские частушки. Первая должность. Дело было в Пенькове
Шрифт:
— Вы, по-моему, науку не учитываете, — продолжала Тоня. — Надо научно поставить хозяйство.
— Тут не в том дело, — возразила Дарья Семеновна. У нас сперва надо справедливость наладить. Науки у нас хватает, а справедливости нету. Сидел малограмотный счетовод — все были довольны. А как посадили Шурку — так она каждый раз трудодни недописывает. А Шурка тоже не хуже вас, ученая, десять лет учили. Вот вам и наука.
— Шура еще молодая. Путает. Мы разберемся с этим, — сказала Тоня. — Знаете, Дарья Семеновна, придет время — машины будут подсчитывать ваши заработки. Заложим в автомат описание выполненных работ, — а оттуда выскочит листок. И на нем будут напечатаны
— Скорей бы, — заметила Лариса, — без этого нам вовсе не обойтись.
Дарья Семеновна внезапно фыркнула и отвернулась. Некоторое время она пыталась сдержаться, но у нее ничего не вышло, и наконец, махнув рукой, она дала волю смеху.
— А что? — сказала Тоня, неуверенно улыбаясь и показывая свой милый, выбившийся из рядка, остренький зуб. — Правда! Уже существуют такие машины. Называются табуляторы.
— Значит, табуляторы? — сквозь смех проговорила Дарья Семеновна.
— Табуляторы.
— Ой, батюшки! — простонала она, снова заливаясь меленьким долгим смехом и прижимая платок к мокрым глазам. Когда веселость несколько утихала, она утирала щеки и старалась вернуть лицу прежнее спокойное выражение. Но вдруг, словно что-то вспомнив, она начинала: «Нам бы только табуяя…» — но не успевала договорить, и новая схватка смеха душила ее.
— А что вы смеетесь? — говорила Тоня, обращаясь за поддержкой к Ларисе. Но и Лариса смотрела на нее с откровенной насмешкой, как на дурочку. — Это же правда… — продолжала Тоня. — Я не выдумываю. В Московской области уже работают такие табуляторы.
— Да будет тебе! — махала руками Дарья Семеновна, словно Тоня ее щекотала.
— А в Загорской МТС механизирован учет всех колхозов зоны! — с отчаянием кричала Тоня. — Я сама работала на этих машинах, понимаете! Сама!
Она никогда не работала на табуляторах и видала их фотографии только в журнале, но надо же было доказать, что они существуют!
Смех наконец отпустил Дарью Семеновну. Она присела, переводя дух, на скамью и откинулась к стенке. Ей и самой было совестно, но смех, похожий на рыдания, временами все еще прорывался и сотрясал все ее тело.
— Чего вы смеетесь? — проговорила Тоня с отчаянием. — Чего смеетесь?
И, чувствуя, что не может удержаться от слез, она выбежала, хлопнув дверью.
— Видите, кого присылают? — сказала Лариса. Матвей сумрачно взглянул на нее, подумал и спросил:
— Кто растрепал по деревне, будто я из-за нее ухожу?
— А тебе что?
— Ты?.
— А хотя бы и я!
— Так и знал, что ты. Так вот я тебе советую: вперед держи язык за зубами.
— Надо же! — удивленно проговорила Лариса и внимательно посмотрела в лицо Матвею.
Глава восьмая
О том, как Матвей
выпрямлял шкворень
и что из этого получилось
Прошло две недели. Лен расстелили за рекой, правда с небольшим опозданием, но погода стояла терпеливая, и ленок день ото дня мягчал в осенних росах.
Товарищ Игнатьев приезжал три раза: один раз — торопить со сдачей льносемян, второй раз — давать инструктаж по поводу подготовки к районному слету доярок, а третий раз приехал неизвестно зачем: Ивана Саввича не искал, замечаний не делал. Поговорил с Тоней о художественной литературе, подарил ей блокнот и поехал дальше.
Тоня еще больше посмуглела, зарумянилась, и ее синее модельное пальтишко часто мелькало то на ферме, то на поле.
Матвей из колхоза ушел и работал трактористом в бригаде Зефирова. Иван Саввич уже несколько раз заставал Ларису в тракторной
Но «доставать» Матвея пока было не за что. Парень стосковался по машине и работал в охотку. С каждым днем становилось ясней, что план взмета зяби по бригаде Зефирова будет выполнен досрочно. На собрании трактористов директор МТС отметил Зефирова и посулил ему, кроме премии за перевыполнение плана, еще одну, особую премию.
День, в который происходило собрание МТС, вообще оказался удачным.
В этот день, например, приехал корреспондент из радиоцентра записывать на пленку беседу с лучшими механизаторами. В красный уголок вызвали пожилого тракториста Хромова. Корреспондент велел Хромову непринуяеденно отвечать на вопросы и смеяться, а сам наставил на него какую-то трубку. Хромов причесался, выпил стакан воды и, глядя на трубку, как на гремучую змею, стал смеяться. Корреспондент сердито замотал головой, переписал беседу на бумажку, велел читать «механизмы», а не «механизьмы», и, к удовольствию зрителей, все началось сначала. Это повторялось до тех пор, пока Хромов окончательно не упарился. В конце концов он стал вместо «механизмы» читать «коммунизма», а вместо «коммунизма» — «механизмы», а смех у него отказал вовсе, и Матвей предложил смеяться вместо него. Сердитый корреспондент высунул трубку в окно, записал шум сварки и отбыл. А Хромов, пряча от ребят виноватое лицо, ушел домой и к вечеру страшно напился.
В этот же день выдавали зарплату. Зефиров пересчитал получку, заплатил членские взносы девушке, подстерегавшей тут же у кассы злостных неплательщиков, и вместе с Матвеем пошел в чайную. Там они выпили по сто граммов, заправили брюки в носки и поехали на велосипедах в бригаду.
Вечер был удивительный.
В полнеба пылал закат, заливая землю оранжевым сиянием. Краснокожие в свете зари трактористы ехали вдоль опушки леса, кладя длинные тени до самых стволов. Рыжие стволы сосен с отлупившейся луковичной корой были словно раскалены. Желтые березы и красные осины постелили себе под ноги мохнатые коврики палой листвы и встали, как румяные цыганки, среди строгих ржаво-черных елок. Изредка в тени лесной пещеры мелькал падающий лист; покорно и тихо, словно в воде, спускался он все ниже и ниже и внезапно застревал на полпути, зацепившись за невидимую паутинку.
Даже воздух стал дымно-розовым, и грачи, перелетавшие медленно и устало, словно отягченные своими вызолоченными крыльями, над взлущенной, зеленеющей сорняками стерней, были видней, чем днем, в этом прозрачном, нежном дыму.
Хорошо бы такой вечер нарисовал Пластов… Впрочем, и Матвей и Зефиров не обращали никакого внимания на эту красоту. Чем дальше они ехали, тем больше их занимала мысль: почему, находясь в чайной и имея деньги, они выпили по сто граммов, а не по сто пятьдесят? Эта мысль пришла в голову Зефирову, еще когда они подъезжали к лесу, а потом, уже возле пашни, каким-то путем передалась Матвею. А в бригаде, возле тракторов и борон, лежащих вверх зубьями, досадное упущение показалось до того нелепым и ни с чем несообразным, что приятели только укоризненно посмотрели друг на друга. Обоим было ясно, что ошибку надо как-то исправить. Однако МТС была далеко, а пеньковское сельпо уже закрыто. После короткого совещания Зефиров все-таки направил Витьку в Пеньково со строгой инструкцией: поднять заведующую сельпо и просить ее от имени Зефирова «в порядке взаимопомощи» распечатать магазин и выдать что положено.