Подкидыш
Шрифт:
— Приехал! Ну, то-то! Как ни хорошо в гостях, а дома — краше!
Дом матери… Николай остановился. Как давно он не был здесь. Уходил, пусть не мальчишкой, уже мужчиной, но полным сил. Не думалось и не поверил бы, что столько лет разлуки лягут меж тою и нынешней встречей.
Дом, словно обрадовавшись, сверкал окнами, отмытыми до блеска, побеленными стенами, покрашенными забором и ставнями.
На крыльце лениво развалился рыжий кот. Он чувствовал себя хозяином. И с удивленьем посмотрел на человека, переступившего его. Как посмел?
Но Николай не оглянулся. Вошел в дом не стучась.
— Это вы? — грохнула на пол гора тарелок из рук бабы. — А мы думали, что Максим шутил! Вы ж вправду приехали! И охота вам после
Николай рассмеялся:
— Не в деревню, домой приехал! Да только вам этого не понять!
— Коля! Милый братец! — вышла из кухни Ольга и повела Николая в зал — чистый и светлый, каким он был при матери.
— Насовсем домой? — спросила, всхлипнув.
— До конца!
— Слава Богу! Давай, располагайся, где и как тебе удобнее. Думаю, уживемся вместе? Ить не могут родные мешать друг другу…
— Поживем, увидим, — ответил скупо.
Вскоре Николая обступили племянники. Их
было так много, что имена запомнить сразу оказалось трудно. Один, самый маленький, влез на колени. Пригрелся и уснул. Второй на шею взобрался с ногами, требует покатать. Другие просят рассказать о городе, о машинах и самолетах. Девчонки тихо на стол накрывают, краем уха к разговору прислушиваются. Из рассказов взрослых немало слышали о Николае. Потому любопытство сжигало и страх. Не шутки, аж три раза в тюрьме сидел и живой остался. Даже из дурдома вышел! И сидит, никого не кусает и не колотит. А уж про дураков сколько всякого слышали… Нет! Этот вовсе не похож на них… И бабка его не боится! — Осмелела ребятня окончательно.
— Николай! Вот радость! Вернулся! С приездом! Узнаешь? Ну и хорошо, что не забыл! Пошли ко мне! Чего киснуть с бабами? С ними еще навоюешься досыта, когда охота будет! — позвал в гости друг детства Алешка и, не обращая внимания на обиды и упреки Ольги, увел Николая к себе.
— Давай выпьем за встречу! Ведь сколько лет не виделись. И жизни наши, считай с детства, как ручьи, только в разные стороны разбежались…
— Ты один живешь? — огляделся Николай.
— Один, как пень гнилой! И не жалею о том. Никого мне теперь не надо. И я никому не нужен! Вон, ко мне сами бабы приходят. В жены набиваются. Одна даже со сберкнижкой притащилась. Мол, не с голой задницей к тебе прошусь. На счету имею кругленькую. Да ведь меня не купишь! Я — бесценный! Так иль нет, Коль? Покуда мужик в силе, он человек! Когда их нет — говно! А эта деньги показывает! Дура набитая! На нее глянешь и все тут. Что имеешь — само отпадет. Какими сберкнижками потом воротишь прежнее? Иль я всякую ночь ее харю должен стольником закрывать, чтоб не усраться, ненароком глянув на ее рыло? Не-е,
Коля, мужик живет, покуда самого себя уважает. Чуть забылся, крышка! Вмиг у этих стервоз под каблуком. Иль того хуже, под подолом. А у них там — полдеревни! Вот и гадай, каким по счету стал? В гробе видел такое счастье!
— Алешка, кончай брехать! Хотя бы мне! Ты по детству еще кобелем стал. Хочешь сказать, что нынче без баб обходишься? Сколько за неделю меняешь их? — прищурился лукаво Николай.
— Ну что ты! Это раньше бедовым был. Надень по три бабы не хватало! Теперь по две в неделю — и по горло!
— Во! А уже шесть десятков! Потому один, что с одной бабой больше недели не стерпишься! Надоедают скоро!
— Приедаются быстро! То мой грех! От того Катерина сбежала от меня! Обозвала старым кобелем и ушла жить к старшему сыну. Они на меня обиделись, все поголовно. Ну и хрен с ими! А ты-то как?
Николай рассказал о себе, об Арпик, Пашке и Андрее. Посетовал, что не мог встретиться с внуком. Уж слишком испозорили его перед мальчишкой.
— Твой внучок еще золото. А вот мой сорванец Васятка, старший внук, знаешь, как надысь осрамил меня. Козу привел во двор! Облезлую. Пока я сено с мужиками ходил косить, он успел напакостить. Мало, животину привязал к крыльцу, так еще, засранец, венок
— Алешка! Ты хоть за дело!
— Это я? Разве с козой был вблизях? Ты что? Офонарел? — взвился хозяин.
— За баб тебе отомстили. А мне за что?
— Тебе? За дурь! Бабам нельзя верить. И кнут для них завсегда в руке держать! Чтоб не промедлив, поперек и вдоль хребта.
— А жить с нею как потом? Тоже под кнутом? Я так не смогу!
— Ну, уж и не придуривай! Полсвета так маются. А коли не хочешь, один живи! Вон у нас бригада сколачивается. Из мужиков, таких, как мы с тобой. Поедем в тайгу на заготовку леса для домов. Сами строить будем. Уже есть подряд на десяток изб. Все с нуля, все своими руками. И бревна, и фундамент. И сам сруб, и печка, и полная доводка. Заказчик, а это все свои — целиком и полностью все оплатит. Давай с нами! Заработаем. Заодно пчел вывозим туда. Мед будет на всю зиму. Соглашайся. Я — бригадир. Нас больше десятка набирается! Думаем, к Новому году первый дом закончить. А то с этой сраной пенсией на приличные поминки не насобираешь! Тут, что ни говори, приработок будет! Да и пора тряхнуть мох с пуза. Прокисли уж на лавках сидючи! И тебе с бабьем воевать не к лицу! Пошли их всех туда, откуда выскочили. И с нами! Как когда-то! Ведь ничего не изменилось. Мы — прежние! Соглашайся, Николай!
— А как с сдой? Всяк свое? Иль кто-то в кашеварах будет? — спросил Калягин.
— Бабы наши вызвались подмочь. Каждую неделю меняться будут! — подморгнул Николаю и добавил: — Им — приработок, нам удобство.
И Николай согласился.
Не успев запомнить всех племянников, уехал в тайгу вместе с мужиками через три дня.
Для заготовок строевого леса бригада выбрала самый глухой участок тайги, где, как сказал лесник, нога человека не ступала с полвека, а зверья — видимо-невидимо. И все непуганое…
Калягин, едва добрались до чащобы, за шалаш вместе с другими взялся. Решили, один на двоих с бригадиром. Другие тоже попарно разбились. Всяк себе место облюбовал.
— Колька! Давай здесь! Тут посуше и в тиши! Ветер не достанет. И все подходы видны. Чуть какая зверюга, враз приметим. Завалим! — позвал Алексей.
— Ага! И в спальный мешок ее! Пока не очухалась! — расхохотались мужики.
— Бэ-э-э! — проблеял кто-то из них, напомнив Алексею козу в фате. Тот вначале взвился, но быстро забыл, на что осерчал. Принялся рубить ветки для шалаша. Николай тем временем расчистил место, вырубил колья, вбил их, потом перекладину. Сделал остов. Стал укрывать ветками, еловыми лапами. Увязывал, чтоб не растрепало ветром, а дождь не промочил бы шалаш насквозь. Вместо двери — сплел откидной мат. Внутрь наносил веток, нарезал травы. Еще мат положил сверху. Поставил жестяной лист жаровницу, для тепла, чтоб горячие уголья могли согреть шалаш на ночь. И оглядев сооружение, остался им доволен.
Для поварих делали шалаш сообща. Старались, чтоб ни одна капля дождя на баб не упала и не промочила ни одну.
Пока бригада занималась жильем, расчищала общую площадку для стола, женщины уже готовили первый походный ужин. Запах жареного сала.
грибов понесся вокруг деревьев, кружа голову людям и зверью.
Вот уже и дрова готовы к завтрашнему дню. Их заботливо укрыли рубероидом. Воды полные баки наносили. Все шалаши готовы, площадка выровнена, утоптана. Стол закреплен намертво. Возле него скамьи. Осталось натянуть пленку над ними и над кухней, чтоб дождь не доставал. Понадобились столбы. За ними пошли гурьбой. Всем хотелось отделаться поскорее, чтоб завтра спозаранок взяться за работу.