Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?

Сенин Юрий Иванович

И вот, когда совершилась октябрьская революция, когда перед нами стала столь грандиозная великая задача, мы очутились в трагическом положении. Мы остались одни. Против нас восстало все: интеллигенция, чиновничество, учителя. По отношению к нашим начинаниям всюду проявляется саботаж, как активный, так и пассивный.

Мы одни, а кругом нас измена, предательство и издевательство над всем тем, что мы творим. Мы понимаем, что все то, когда оно исходит со сторон банкиров, капиталистов и их продажных прислужников, но мы отказываемся понимать, когда то же отношение мы встречаем со стороны тех, которые называют себя социалистами, т. е. со стороны тех, которых бы мы должны считать братьями. Наоборот, они то и стоят впереди всех этих… капиталистов, саботажников и пр., они-то и организуют все то, то, что тормозит нашу работу, эти они — правые соц. — рев. С первого

момента октябрьской революции они против нас — это они организовали Гатчинский фронт, восстание юнкеров в Петрограде, Московское восстание, ибо этими восстаниями против власти советов руководили всецело правые соц. — рев. Они ушли из Советов и встали против нас и всеми силами стараются работать нам назло. Они кричат, что мы виновники гражданской войны, что надо эту войну прекратить, а сами из-за угла делают все, что бы развить эту гражданскую войну, ибо они и с Калединым, и Дутовым, и Радой. Они везде вместе с буржуазией против рабочих, крестьян и солдат. Последнее время в Екатеринбурге началось, где за все время революции удалось сохранить спокойствие, удалось предотвратить эксцессы, началось сильное погромное движение. Движение это ширилось и нарастало каждый день, и нам пришлось потратить много сил, что бы сдержать его. Движение это развивается на почве продовольственного кризиса, недостатка в городе хлеба. Везде и всюду в городе собираются отдельные кучки и толпы, и среди них велась агитация против нас, обвинения в том, что мы бессильны устранить создавшийся кризис и нашей политикой ухудшаем положение. Но разве мы можем исправить за два месяца нашей власти ту разруху, которую создала 4-летняя война. Мы справились бы и с продовольственной разрухой, но тот саботаж, на который мы в своей деятельности всюду наталкиваемся, мешает нам сделать это быстро. Другая причина, которая нам мешает справиться с продовольственной разрухой — это состояние транспорта. При таких условиях ни одна власть не в состоянии что-либо сделать, и наоборот положение продовольственного вопроса при другой власти было бы много раз хуже, чем оно находится в настоящее время. Среди хвостов, кучек людей, собирающихся на почве недоедания ежедневно на улицах города, правые соц. — рев. ведут свою преступную агитацию против нас, делают свое темное, грязное дело.

Мы ни в коем случае не препятствовали правым соц. — рев. Не нарушая их прав на свободную пропаганду своих идей, но когда они в своих листах призывают, по нашему мнению, к погрому, к организации белой гвардии для борьбы с Советами, то нужны какие-либо меры.

…Я повторяю, что работа правых соц. — рев. создала то, что каждый день здесь, в Екатеринбурге, нам грозит погром, скажу больше — против нас организовывалось восстание, и это не голословное утверждение, ибо у нас имеются документы.

Из бумаг местного комитета организации правых соц. — рев. нами получено несколько телеграмм.

В них говорится об Учредительном собрании, и когда был совершен его роспуск, предлагается призвать население к активному сопротивлению вплоть до призыва к гражданской войне».

Руководство в городе оказалось в сложном положении: с одной стороны, оно безусловно должно выполнять указания центра, невыполнение их грозило смертью и не только политической. А с другой — бороться против любых попыток эсеров настроить солдат и жителей Екатеринбурга против советской власти».

И вот в такой бурлящий политический котел, где партии дрались за власть не только с помощью митингов, но и происходили вооруженные столкновения, попал бывший Император России, да еще вместе с семьей.

Глава 8. В «Доме особого назначения» и за его воротами

30 апреля (по новому стилю) поезд с царственными узниками прибыл в Екатеринбург. Но уже при подъезде к городу у Николая Александровича возникли скверные предчувствия. Матвеев, сопровождавший арестованных, вспоминал об этом: «Романов вдруг меня спрашивает: «Петр Матвеевич, этот вопрос определенно решен, что я остаюсь в Екатеринбурге?». Получив от меня утвердительный ответ, он сказал: «Я бы поехал куда угодно, только не на Урал». Я тогда задал вопрос: «А что же, Николай Александрович, не все ли равно, в России везде Советская власть». На это он мне сказал, что все таки остаться на Урале ему очень не хочется и, судя по газетам, издающимся на Урале, как например, по «Уральской рабочей газете», Урал настроен резко против него».

То, что предчувствия его не обманули, он убедился сразу же по приезде в Екатеринбург, даже не выходя из поезда.

Встреча его екатеринбуржцами далеко не была похожа на встречу в Тобольске. Вот как он описал момент прибытия на вокзал в своем дневнике: «17 апреля. Вторник…В 8.40 прибыли в Екатеринбург. Часа три стояли у одной станции. Происходило сильное брожение между здешними и нашими комиссарами. В конце концов одолели первые и поезд перешел к другой товарной станции. После полуторачасового стояния вышли из поезда: Яковлев передал нас здешнему комиссару, с кот. мы втроем сели в мотор и поехали пустынными улицами в приготовленный для нас дом — Ипатьева. Мало-помалу подъехали наши, а также вещи, но Валю не впустили».

Более подробно описал встречу поезда В.В.Яковлев: «30 апреля утром без всяких приключений мы прибыли в Екатеринбург. Несмотря на раннее наше прибытие, екатеринбургские платформы были запружены народом. Как это вышло, что население узнало о нашем предстоящем приезде, мы не знали. Особенно большие толпы любопытных были сосредоточены на товарных платформах, куда продвинули наш состав. Поезд стоял на пятой линии от платформы. Когда нас увидели, стали требовать вывести Николая и показать им. В воздухе стоял шум, то и дело раздавались угрожающие крики: «Задушить их надо! Наконец-то они в наших руках!». Стоявшая на платформе охрана весьма слабо сдерживала натиск, и беспорядочные толпы начали было надвигаться на мой состав. Я быстро выставил свой отряд вокруг поезда и для острастки приготовил пулеметы. К великому моему удивлению, я увидел, что во главе толпы каким то образом очутился сам вокзальный комиссар. Он еще издали закричал мне: «Яковлев! Выводи Романовых из вагона. Дай я ему в рожу плюну».

Положение становилось чрезвычайно опасным. Толпа напирала, и все ближе подходила к поезду. Необходимо было принять решительные меры. Я отправил к начальнику станции Касьяна с требованием немедленно поставить между платформой и составом, какой-нибудь товарняк, а наш поезд отправить на станцию Екатеринбург-2.

Крики становились все более грозными. Чтобы на время, пока придет Касьян, образумить толпу, я как можно громче крикнул своему отряду: «Приготовить пулеметы!»

Это подействовало. Толпа отхлынула, по моему адресу тоже полетели угрожающие крики. Тот же вокзальный комиссар иступленным голосом вопил: «Не боимся мы твоих пулеметов! У нас против тебя пушки приготовлены! Вот, видишь, стоят на платформе».

Я посмотрел в указанную сторону. Действительно, там шевелились жерла трехдюймовок, и кто-то около них копошился. Пока я, таким образом, обменивался любезностями, стараясь так или иначе выиграть время, вернулся Касьян, который, несмотря на всю проходившую суматоху, добился от начальника станции исполнения требования. Тут же вскоре за приходом Касьяна мы увидели: в нашу сторону движется поезд. Через несколько минут мы были уже отделены от бушующей толпы стеной вагонов. Послышались крики и ругань по адресу машиниста товарного поезда, и, пока толпа перебиралась в нашу сторону через буфера товарника, мы, имея уже прицепленный паровоз, снялись с места и исчезли в бесчисленных путях Екатеринбургской станции, а через 15 минут были в полной безопасности на Екатеринбурге-2».

На станции Екатеринбург-1 поезд простоял три часа в окружении беснующейся толпы. Обстоятельства нападения толпы на поезд (раннее время, рабочий день, когда только что проснувшиеся люди должны были собираться на работу, информация, распространившаяся по городу со скоростью телефона, хотя телефоны были только у руководства, а время его прибытия было известно лишь небольшому количеству людей, отсутствие самого руководства при встрече поезда, появление артиллерийских орудий на платформе) наводит на мысль об организации подобной встречи. Позже выяснилось, что начальство задержалось на несколько часов потому, что машины для перевозки арестованных были, шоферы в гараже были, а вот бензина не было. Все это могло бы служить «оправданием», если бы толпа растерзала арестованных.

На станции Екатеринбург-2 поезд простоял еще полтора часа, прежде чем произошла передача арестованных представителем Уральского облсовета.

Сама передача проходила по воспоминаниям Белобородова следующим образом: «Принимать Николая выехали: я, Дидковский, Голощекин и Авдеев. В вагоне Яковлева я выдал ему расписку, текст которой приводился неоднократно белогвардейскими газетами. Ее также подписал и Б.В. Дидковский. Помню, что когда я перечислял принятых лиц, то сделал ошибку: вместо «б. великая княжна», написал «б. великая княгиня», хотел исправить, но Дидковский остановил, сказав «пусть так и останется».