Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?
Шрифт:
3) Подписи под документом. Подпись Белобородова и его печать очень похожи на подпись и печать на знаменитой шифрованной телеграмме, сообщающей об участи семьи. Подпись и печать Мебиуса вообще не с чем сравнивать. Не хватает данных. А вот третья подпись весьма интересна. Тот, кто писал протокол, вместо фамилии «Голощекин» написал фамилию «Голочекин». Человек, который писал этот протокол, настоящий или фальшивый, хорошо был информирован о том, что писал, и хорошо знал Голощекина. Он не мог ошибиться в написании его фамилии. Но можно предположить, что этот человек плохо разговаривал на русском языке и говорил с акцентом. Например, он вместо «Щ» произносил звук «Ч». И он называл Голощекина «Голочекиным». И написал именно так, как говорил. Но, кроме написания фамилии «Голочекин», есть еще подпись. Также «Голочекин». Подпись, безусловно, не принадлежит Голощекину. Кто-то расписался вместо него. Об этом свидетельствует отсутствие его печати. Почему это произошло, мы, наверное, никогда не узнаем. Но предположения можно строить разные. Например: Голощекин просто испугался ставить свою подпись, предполагая, что этот протокол может попасть на глаза Свердлову и Ленину. Ниже будет
Подлинные подписи и печати Белобородова и Голощекина
Или: Голощекин, имея свою какую-то информацию, не придавал этому документу серьезного значения, заслуживающего его подписи. Документ был написан для Мебиуса, который был, судя по его словам и действиям, анархистом. Можно даже предположить, кто писал этот протокол под диктовку Голощекина. В 1977 году в издательстве «Согласие» была напечатана книга «Как погибла Царская семья», в которой были опубликованы воспоминания И.П. Мейера, а также вышеприведенные документы. В тексте фамилия Военного Комиссара приводилась, как Голочекин, так, как произносил эту фамилию сам Мейер. Возможно, подпись в документ он же и вставил. Спор о подлинности или подделке этого документа можно было бы решить, установив подлинность или подделку подписи и печати Белобородова. Материала для этого достаточно. А пока эта экспертиза не проведена, нет оснований считать этот документ фальсификацией. С не меньшей определенностью можно было бы считать фальсификацией само описанное заседание, на котором Голощекин откровенно лгал о своей встрече со Свердловым. Настоящее же решение принималось 16 июля вечером на собрании большевиков. Но как будет показано ниже, и это решение, принятое в откровенной обстановке с обсуждением реальной ситуации в городе, можно поставить под сомнение.
Глава 18. Екатеринбург, 16 июля вечером. Юровский и Михаил Медведев
О том, что происходило 16 июля 1918 г. в доме Ипатьева известно из воспоминаний коменданта «Дома особого назначения» Юровского, одного из охранников его Павла Медведева и чекиста Михаила Медведева. Воспоминания Юровского сохранились в четырех документах: 1. Так называемая «Записка Юровского». По-видимому, написана Покровским со слов Юровского. 2. Воспоминания Юровского, написанные в мае — апреле 1922 года и опубликованные в журнале «Источник» 1993 г. 3. Рассказ Юровского о расстреле Царской семьи на совещании старых большевиков в г. Свердловске 1-го февраля 1934 г., опубликованный в книге В.В.Алексеева «Гибель Царской семьи: мифы и реальность. Новые документы о трагедии на Урале». (Екатеринбург, 1993 г.). 4. Книга, написанная по воспоминаниям Юровского: Резник Я.Л. Чекист (Повесть о Юровском). Свердловск, 1972 год».
Все эти документы противоречат не только друг другу, но содержат противоречия и внутри себя. Например: в «Записке Юровского» написано — «всего было расстреляно 12 человек: Н-ай, А.Ф., четыре дочери, Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, д-р Боткин, лакей Трупп, повар Тихомиров, еще повар и фрейлина, фамилию к-ой ком. забыл). В списке нет Алексея; вместо него вставлен второй повар. Вместе с Алексеем действительно 12 человек. Вряд ли эту ошибку, чем бы она не была вызвана, следует считать «весьма умелой дезинформацией». Слишком грубо. Да и цель, преследуемая при этом, не просматривается. А зачем тогда Юровский отбирал именно 12 револьверов для раздачи палачам? Факт, подтвержденный в протоколе допроса Павла Медведева. А почему в одних воспоминаниях Юровский говорит о том, что стена, около которой стояли расстреливаемые, была деревянной, а в других — каменной, почему он не точно указывает время перевода мальчика-поваренка в дом Попова и т. д.?
Вряд ли все это можно называть дезинформацией только на основании того, что показания Юровского записаны Покровским, а не им самим. В одном из своих воспоминаний Юровский утверждает: «7–8 июля я отправился вместе с председателем Областного Исполнительного Комитета Советов Урала тов. Белобородовым в «Дом особого назначения», где и принял должность коменданта от бывшего коменданта тов. Авдеева». Из дневника Александры Федоровны и других документов известно, что это событие произошло не 7–8 июля, а раньше — 4 июля. Вряд ли здесь может идти речь о сознательной дезинформации. Скорее о проблемах с памятью Юровского. Гораздо хуже обстоит дело с приказом о расстреле. В «Записке» написано, что приказ об «истреблении Р-вых» содержался в телеграмме на условном языке, полученной 16 июля. 16-го же в 6 час. вечера Голощекин приказал привести приказ в исполнение. В следующем документе под номером 2 указывается: «16 июля 1918 года часа в 2 днем ко мне в дом приехал товарищ Филипп и передал мне постановление Исполнительного Комитета о том, чтобы казнить Николая, причем было указано, что мальчика Седнева нужно убрать». В документе номер 3 содержится еще более отличающаяся от первых двух информация: «15-го июля утром приехал Филипп [Голощекин] и сказал, что завтра надо дело ликвидировать. Поваренка Седнева (мальчик лет 13-ти) убрать и отправить его на бывшую родину или вообще в центр РСФСР… 16-го утром я отправил под предлогом свидания с приехавшим в Свердловск дядей мальчика-поваренка Седнева». Все эти противоречия в документах требуют очень осторожного подхода к анализу информации, содержащейся в этих документах, и сравнения ее с информацией, содержащейся в других документах. Например, Юровский утверждал, что палачей было 11 человек. А в книге Резника «Чекист», написанной с его же слов, он же утверждает, что в расстреле Царской семьи в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. участвовали только четверо: Яков Юровский, Григорий Никулин, Павел Медведев, Петр Ермаков. К тому же в одном из своих воспоминаний Юровский утверждает, что отослал Павла Медведева на улицу послушать — не слышен ли там звук выстрелов. То есть Медведева при расстреле не было. Из его воспоминаний совершенно не ясно — когда и откуда был получен приказ о расстреле. То ли из телеграммы
Из показаний Павла Медведева чиновнику уголовного розыска Алексееву, в изложении Алексеева {Росс. «Гибель Царской семьи»): «16 июля 1918 года по новому стилю, под вечер, часов в 7, комендант Юровский приказал ему, Медведеву, собрать у всех караульных, стоящих на постах при охране дома, револьверы. Револьверов у охраны дома было всего 12 штук, все они были системы Нагана. Собрав револьверы, он доставил их коменданту Юровскому в канцелярию при доме и положил на стол. Еще утром в этот день Юровский распорядился увезти мальчика, племянника официанта, из дома и поместить в караульном помещении при соседнем доме Попова. Для чего это делалось, Юровский ему не говорил, но вскоре после того как он доставил Юровскому револьверы, последний ему сказал: «Сегодня, Медведев, мы будем расстреливать семейство все» и велел предупредить команду караула о том, что если команда услышит выстрелы, то не тревожились бы. Предупредить об этом команду он предложил часов в 10 вечера. В указанное время он, Медведев, команду предупредил об этом, а затем снова находился при доме».
Эти показания Павел Медведев позже подтвердил почти дословно при допросе его следователем Сергеевым. В этих показаниях есть несколько интересных моментов: было отобрано 12 револьверов для вооружения палачей. Можно предположить, что палачей тоже должно быть 12. Так же как и в «Записке Юровского». Мальчик-поваренок был переведен в караульное помещение утром 16 июля. Это совпадает только с информацией, содержащейся в документе номер 3. Хотя Александра Федоровна в своем дневнике за 16 июля писала:
«Yekaterinburg 3/16 July
…
8:00 Supper.
Suddenly Lyjnka Sednyov was fetched to go & see his Uncle & flew off — wonder whether its tru & we shall see boy back again!»
В переводе это звучит так:
«Екатеринбург 3/16 июль
…
8:00 Ужин.
Совершенно неожиданно Лику Седнева отправили навестить дядю, и он сбежал, — хотелось бы знать, правда ли это и увидим ли мы когда-нибудь этого мальчика!»
Александра Федоровна пишет, что мальчика увели 16 июля после ужина. Медведев и Юровский (в 1934 г.) одновременно утверждали, что это было утром. Как могли одинаково ошибиться два разных человека? Может быть, Юровский, когда выступал в 1934 г. на совещании, уже знал о показаниях Медведева? В «Записке Юровского» утверждалось, что мальчика увели в 6 часов. М. Медведев (Кудрин) рассказывал, что решение о спасении мальчика было принято на совещании 16 июля поздно вечером.
Из этого же отрывка следуют еще некоторые выводы. В команде был дефицит револьверов. Если пришлось отбирать у караульной команды револьверы, значит, предполагаемые палачи ими не были вооружены. То есть это должны быть обычные солдаты, вооруженные только винтовками. Револьверами были вооружены чекисты. А то, что будет именно расстрел, предполагалось уже в 7 час. вечера. Иначе говоря, в 7 час. вечера было даже неизвестно, кто же будет расстреливать — обычные солдаты или чекисты. Немного ниже будет показано, что было неизвестно, будет ли вообще расстрел. Но наиболее важный вопрос возникает, если задуматься, почему Юровский в 7 часов вечера дает заранее указания Павлу Медведеву о предупреждении команды в 10 час. вечера. Оказывается, Юровский торопился на совещание, которое должно было состояться в помещении ЧК. Почему-то Юровский ни словом не упомянул об этом ни в одном из своих воспоминаний. Хотя именно на этом совещании действительно решалась судьба бывшего царя. На этом совещании были только свои, и скрывать было нечего. Подробная информация об этом совещании содержится в воспоминаниях чекиста Михаила Медведева (Кудрина). Приводим эти воспоминания, ввиду особой их важности, подробно. Итак, вспоминает Михаил Медведев (Кудрин):
«Вечером 16 июля н[ового] с[тиля] 1918 года в здании Уральской областной Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией (располагавшейся в Американской гостинице города Екатеринбурга — ныне город Свердловск) заседал в неполном составе (только большевистская часть. — Авт.) областной Совет Урала. Когда меня — екатеринбургского чекиста — туда вызвали, я увидел в комнате знакомых мне товарищей: председателя Совета депутатов Александра Георгиевича Белобородова, председателя Областного комитета партии большевиков Георгия Сафарова, военного комиссара Екатеринбурга Филиппа Голощекина, члена Совета Петра Лазоревича Войкова, председателя областной ЧК Федора Лукоянова, моих друзей — членов коллегии Уральской областной ЧК Владимира Горина, Исая Иделевича (Ильича) Родзинского (ныне персональный пенсионер, живет в Москве) и коменданта «Дома особого назначения» (дом Ипатьева) Якова Михайловича Юровского. Когда я вошел, присутствующие решали, что делать с бывшим царем Николаем II Романовым и его семьей. Сообщение о поездке в Москву к Я.М. Свердлову делал Филипп Голощекин. Санкции Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета на расстрел семьи Романовых Голощекину получить не удалось. Свердлов советовался с В.И.Лениным, который высказывался за привоз Царской семьи в Москву и открытый суд над Николаем II и его женой Александрой Федоровной, предательство которой в годы Первой мировой войны дорого обошлось России. — Именно всероссийский суд! — доказывал Ленин Свердлову. — С публикацией в газетах. Подсчитать, какой людской и материальный урон нанес самодержец стране за годы царствования. Сколько повешено революционеров, сколько погибло на каторге, на никому не нужной войне! Чтобы ответил перед всем народом! Вы думаете, только темный мужичок верит у нас в «доброго» батюшку царя? Не только, дорогой Яков Михайлович! Давно ли передовой наш питерский рабочий шел к Зимнему с хоругвями. Всего каких-нибудь 13 лет назад! Вот эту непостижимую «расейскую» доверчивость и должен развеять в дым открытый процесс над Николаем Кровавым.