Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Шрифт:
слушали его рассказ! (Заметьте, те же восклицательные знаки, что и у Башкирце-вой, только теперь уже у Анастасии Ивановны, дамы преклонных лет. Впрочем, обе сест-ры
Цветаевы были восторженны как институтки - авт.) Вот что я помню, кроме (кажется, иронического) упоминания о ее неудачной переписке с Гюи де Мопассаном: “Мария Баш-
кирцева, несомненно, страдала слуховыми галлюцинациями. Помню такой случай: мы
сидели, беседовали. Внезапно Мария настораживается,
ется): звонок! Мы уверяем ее, что никакого звонка не было. Спорит, уверена в обратном.
Так бывало не раз. Спала на очень узкой железной кровати в своей мастерской. Знала гре-
ческий. Читала в подлиннике Платона. Была очень красива”.
Леви, уже пожилой, скорее полный, чем худой, русый, с небольшой остроконечной
бородкой, казался нам почти дорог, отражая свет виденной им Башкирцевой. Мы уходили
домой, будто рукой ее коснувшись, не сразу вошли в свою жизнь.
Сказала ли я, что Марина стала переписываться с матерью Марии, что та прислала
Марине несколько фотографий дочери? От нее Марина узнала, что дневников Марии бы-
ло много, но что напечатаны они будут через десять лет после ее, матери, смерти. Меша-ло
изданию нежелание семьи вскрывать их семейные отношения. Об этих дневниках не
слышно. Погибли они в огне войны? Как бесконечно жаль...”
Дневники не погибли. О них просто забыли. И все эти годы восемьдесят четыре тетради и
записные книжки лежали в Национальной библиотеке Франции. Естественно, об этом
ничего не знали в нашей стране. Но об этом позже.
Тогда же Марина Цветаева посвятила свою первую книгу стихов светлой памяти Марии
Башкирцевой.
Дневники Башкирцевой были одной из первых ласточек в этом жанре и чтобы по-нять,
чем они стали для своего времени, надо попытаться заглянуть в него. Шел 1887 год.
Одновременно выходят первые публикации дневниковых записей Эдмона и Жюля Гонку-
ров.
В газете “Тан” от в 20 марта 1887 года Анатоль Франс пишет, воспользовавшись выходом
гонкуровских дневников: “Людей, говорящих о себе, принято стыдить. Между тем никто
лучше них об этом предмете не расскажет». Наряду с франсовским панегири-ком
дневникам и автобиографии, Фердинан Брюнетьер, французский историк литературы,
выступает со статьей “Литература самоизлияний”. Для него автобиография - жанр плебса
(как тут не вспомнить Пушкина с его знаменитым письмом Вяземскому), женщин, мало-
леток, недоносков, короче, низкий жанр. Он с презрением говорит о “захудалой” худож-
нице Марии Башкирцевой. В его словах читается страх перед демократизацией,
неизбежно наступает, прет и давит на эстетов.
Но страх вызывают и сами эстеты, каковы были братья Гонкуры. Эстеты вдруг ока-
зываются тоже демократичны. С 1887 года, одновременно с дневником Башкирцевой, Эд-
мон Гонкур начинает публикацию своего дневника, поддавшись уговорам Альфонса Доде
и его супруги. Эта публикация вызывает один скандал за другим. Многим было неприятно
вспомнить, о чем они говорили и что делали много лет назад. Таково отношение к любым
запискам до сих пор. Очень часто они вызывают скандалы, а теперь, и судебные процес-
сы. Впрочем, во Франции судебные процессы не были редкостью уже в конце 19 века.
Поэтому стоит заметить, что Эдмон Гонкур публиковал только избранные страницы сво-
его дневника, завещая опубликовать дневник полностью только через двадцать лет после
своей смерти.
Двадцать лет прошло к 1918 году, в это время шла мировая война. Было не до дневников, к
ним вернулись лишь в 1923 году; специальная комиссии рассмотрела воз-можность
напечатания и разрешила Национальной библиотеке... не передавать рукописи в печать.
Только в 1956 году “Дневник” Гонкуров был полностью издан в княжестве Мона-ко, а не
во Франции, да и то некоторые имена в нем до сих заменены буквами, а ряд дета-лей
опущен.
Дневник же Башкирцевой так и остался “слепым”. Сплошь и рядом в так называе-мых
комментариях издания “Молодой гвардии” 1990 года читаешь; “Неустановленное лицо”. К
слову сказать, что молодогвардейское издание подверглось по сравнению с доре-
волюционным таким сокращениям, которые делают образ Марии Башкирцевой еще более
бесплотным, идеализированным до сахаристости. Но это к слову. Из всего свода имен, сокрытых в дневнике, для русского читателя фактически установлен только один человек, Пьетро Антонелли, да и то потому, что был племянником кардинала Антонелли, статс-
секретаря Папы Пия IX, а фамилия самого кардинала незашифрованной нет-нет и проска-
кивает в напечатанном дневнике, так что догадаться не трудно. Да в захаровском издании
есть сноска про герцога Гамильтона. Небогато для такого объемистого дневника и целой
жизни!
Пришло время и для русского читателя кое-что рассказать из подлинной жизни
мадемуазель Башкирцевой, тем более что мифы вокруг нее начинаются просто с даты ее
рождения, ей списано два года. Во всех справочниках и энциклопедиях она с легкой руки