Подлинное искупление
Шрифт:
В двери повернулся замок, и в темноту камеры, склонив голову и отвернувшись от меня, вошла женщина. На ней было длинное серое платье, закрывающее ее от шеи до самых ступней, а голову прикрывал белый чепец. Когда она поставила поднос на пол, мне стало видно ее лицо. Заметив выбившуюся у нее из-под головного убора непослушную прядь волос, я удивленно распахнул глаза. Рыжая. Ярко рыжая. У девушки были ярко-голубые глаза; щеки и нос усыпаны веснушками.
«Я ее знаю…»
«Фиби»
Фиби
Лицо Фиби ничего не выражало. Не сказав мне ни слова и даже на меня не взглянув, она встала и вышла из комнаты.
Мое сердце забилось быстрее. К моей камере приблизился человек, с которым я общался ранее… сердце замедлилось, потом сжалось. Она никогда не поверит, что я настоящий Каин.
Её запрограммировали верить всему, что говорит ей Пророк.
Это бессмысленно.
Я остался совсем один.
Сделав над собой усилие, я поднялся в сидячее положение, и стиснул зубы, почувствовав, как от напряжения у меня задрожали конечности. Своими опухшими глазами я оглядел содержимое подноса: овощной бульон, кусок хлеба и стакан воды. Сперва я потянулся к воде, с рекордной быстротой опрокинув в себя прохладную жидкость. Я ахнул, затаив дыхание от облегчения. Не обращая внимания на дрожь в руках, я зачерпнул ложкой бульон и поднес ее к губам. Саднящая плоть запылала от боли, когда по поврежденной коже потекла теплая соленая жидкость. Но когда еда попала в мой пустой желудок, я закрыл глаза.
Фиби вернулась с тазом и тряпкой. Встав рядом со мной на колени, она начала смывать с меня кровь. Не произнося ни звука, она методично оттирала мою кожу. Всё это время я за ней наблюдал. Она низко наклонила голову, избегая моего взгляда. Когда мы виделись с ней в последний раз, она выглядела иначе. Ее платье стало еще скромнее. Кожа совсем бледной. Я украдкой покосился на ее щеку, на то, что напоминало заживающий синяк. Сквозь стоящую у меня перед глазами пелену, мне было трудно как следует разглядеть.
Рука Фиби скользнула к моим волосам. Кое-где они присохли к щекам, остальные длинные, спутанные пряди липли к моей груди, закрывая моё лицо. Борода у меня сильно отросла, и тоже вся спуталась. Я не видел своего отражения более пяти недель, но знал, что меня будет сложно узнать.
Она переключилась на мои руки. Я заметил, как она напряглась, смыв с моей кожи грязь и кровь. Ее реакция была еле уловимой, но я все равно ее почувствовал. На руках медленно проступали татуировки — напоминание о времени, проведённом с Палачами. С замиранием сердца я ждал, что она скажет. Как Пророк, я должен был носить тунику, закрывающую всё мое тело. Мои люди не догадывались, что у меня есть татуировки. Но Фиби знала каждый сантиметр тела Иуды, его чистой кожи…
Ее брови поползли к переносице, но она продолжила работу. Смыв с меня всю грязь, Фиби встала на ноги и, подхватив таз и тряпку, быстро
Я поник всем телом, почувствовав сокрушительное поражение.
В небе снова прогремел гром, надвигалась новая волна сильной грозы. Опустившись на пол, я закрыл глаза и постарался уснуть. Я знал, что у меня всего несколько часов до того, как сюда снова придут последователи-охранники и подвергнут меня наказанию.
Я прижался щекой к жёсткому каменному полу, и меня окутала темнота.
Может, мне повезёт, и я больше не проснусь.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Хармони
Самолет подбросило вверх, затем вниз, и я ухватилась за край сиденья. Брат Стефан сказал мне, что это называется турбулентностью. От странного ощущения полета, меня замутило, и я крепко зажмурила глаза.
— Хармони, ты в порядке? — донесся до меня ласковый голос сестры Руфи, и мою руку накрыла её теплая ладонь.
— Это… это так странно, — открыв глаза, ответила я.
Сестра Руфь с беспокойством смотрела на меня.
— Согласна. Сколько ни летаю, а все равно никак не привыкну.
Она ободряюще мне улыбнулась. Я обернулась на брата Стефана. Он смотрел вперед, глядя куда-то в пустоту. Затем повернулся ко мне и одарил меня натянутой улыбкой.
Наклонившись ближе, он сказал:
— Это потому, что это маленький самолет. В юности, когда я ещё жил во внешнем мире, то летал на тех, что побольше. Помню, перелёты так на нервы не действовали.
Мои губы тронула улыбка, но самолет снова нырнул вниз, и она тут же исчезла. Я сильнее вцепилась в подлокотники кресла, от чего у меня побелели костяшки пальцев. Снова закрыв глаза, я старалась дышать сквозь нарастающую от воздушных ям и резких толчков панику.
Я попыталась подумать о чем-нибудь приятном. Вспомнила оставленный мною дом. Мне там очень нравилось. Нравилась жаркая погода, но больше всего — царящая там семейная атмосфера. У меня внутри всё сжалось, как только я подумала о том, куда мы направляемся — о Новом Сионе.
По сравнению с другими, разбросанными по всему миру общинами, наша коммуна в Пуэрто-Рико была совсем маленькой. Большинство людей проживали свои дни в уединении. Как семья. Мы держались друг друга. Мы друг о друге заботились — никакой боли, никаких предубеждений.
Мы были счастливы.
А потом умер Пророк Давид.
Его место занял его наследник, Пророк Каин, и сразу же начал объединять свой народ. Общины закрывались одна за другой, и последователи возвращались в Новый Сион, чтобы поддержать нашего лидера.
Наша община присоединилась к репатриации последней.
Я оглядела салон маленького самолета. Всего на борту было менее тридцати человек; большинства из них я не знала. Я встречалась взглядом с незнакомыми мужчинами и женщинами. Их эмоции очень отличались. Одни были счастливы покинуть Пуэрто-Рико. Другие казались страшно напуганными.