Подлянка
Шрифт:
– Что это такое? – спрашиваю.
– Как видишь, маслина калибра одиннадцать тридцать семь. Она застряла в потолке. Я попытался восстановить траекторию ее полета, и мне это удалось. Пуля была выпущена из консульства. По пути она оторвала кусок оконной рамы. Окно, должно быть, было открыто, потому что стекло цело. Может быть, эта маслина пробила твоего учителя насквозь, прежде чем воткнуться в потолок. Но между нами говоря, я так не думаю. По моему мнению, она пролетела мимо тебя.
Я подбрасываю
– Ты говоришь, Морпьон сказал по телефону – вопрос жизни и смерти?
– Да, месье.
– Я начинаю понимать. Он стоял у окна и следил за консульством в бинокль. Парни из дома напротив заметили его и захотели пристрелить. Стрелок промахнулся, и Морпьону понадобилось срочно предупредить меня...
– Я бы позвонил в дежурную полицейскую часть, – уверяет Толстяк.
– Морпьон делает все не так, как остальные люди. Итак, он позвонил мне. Пока он звонил, те, из дома напротив, пришли удостовериться, что он мертв.
– И нашли его живым!
– Да. Тогда они передумали и решили его похитить. Морпьон предупредил меня по-своему. Не имея возможности оставить мне записку, он оторвал маятник своих часов.
– Зачем?
– С часов началось все дело. Из-за того, что они шли, когда Морпьон вернулся из больницы, он понял, что в его квартире кто-то побывал. Остановив их, он хотел дать мне понять, что дела плохи...
Я секунду размышляю. Объяснение кажется мне логичным. До сих пор я не очень хорошо понимал трюк с маятником, но теперь уверен, что иду по правильному пути.
– Почему они его увели? – спрашивает Толстяк.
– Человека гораздо легче транспортировать, когда он находится в вертикальном положении.
– Они могли его убить и оставить труп в квартире.
– Возможно, они рассудили иначе. Кажется, я понимаю.
– Так поделись со мной, – ворчит Жирдяй.
– Так вот, поскольку, когда они явились, Морпьон звонил по телефону, они поняли, что он сообщил в полицию. Для них могло наступить неприятное время, потому что живой он становился свидетелем, а мертвый подтверждал сказанное по телефону. Единственным выходом было заставить его быстро исчезнуть.
Я немного размышляю. Неужели Морпьона убили в каком-нибудь укромном уголке? Это возможно, и даже очень, поскольку эти господа не любят шутить. Легкость, с какой они отправляют своих ближних к праотцам, вызывает у меня озабоченность. Все наводит на мысль, что в это самое время готовится какая-то очень крупная акция. Сроки поджимают, и у них нет времени на виртуозную игру, почему они и убирают препятствия пулями. Они рискуют своими шкурами, чтобы выиграть несколько сотых долей секунды на финише.
– Все-таки этот обмен получился забавным, – замечает Круглый.
– Какой обмен?
– Пулями. Сначала из окна Морпьона стреляют
– Ты прав, Толстяк.
Смотрю на часы: десять с мелочью.
– Ты любишь рыбачить ночью, Толстяк?
– Раков ловить?
– И акул! Я тебя приглашаю.
– Когда?
– Немедленно. Он вытирает слезу.
– Я не могу. У меня больше нет снаряжения. Берта вчера изрезала мои сапоги ножницами.
– Для той рыбалки, что предлагаю тебе я, предпочтительнее надеть домашние тапочки.
– А где это?
– В Рюэй-Мальмезон.
– В Сене?
– Нет, дружище, в алабанских территориальных водах. Он мотает своей бычьей головой, рискуя уронить украшавшую его ноздрю соплю.
– Не может быть и речи. Хватит и одного раза! Представь себе, Сан-А, я еще не забыл ту ночь.
– Прекрасно, – говорю – значит, я пойду один. Я бросаю продавцу горячительных напитков купюру и с достоинством направляюсь к выходу.
– Погоди, – протестует Жирдяй. – Не заводись. Что я такого сказал...
Но я уже хлопнул дверью тошниловки и иду к машине. Когда я завожу мотор, другая дверца распахивается и внушительная масса падает на место пассажира.
– Ты сказал, что туда можно идти в тапочках? – спрашивает Толстяк. – Дело в том, что я, как ты видишь, в ботинках.
Глава 16
– Что за идея звонить в дверь псарни в такой час, – удивляется Великолепный. – Ты хочешь купить себе кабысдоха?
– Не утомляй мозги, Эйнштейн.
Мы в Нантерре, в «Псарне Императрицы», которую держит один мой бывший инспектор, который всегда питал слабость к псинам. Меня встречает хоровой лай. Дверь открывается, и появляется бывший инспектор Карлен в охотничьем костюме с пуговицами, украшенными тиснеными собачьими головами.
Карлен прищуривает свои глаза спаниеля и восклицает:
– Но я же сплю!
– Ничего подобного! – отвечаю я.
Обмен приветствиями и обычный диалог: «Как дела?» – «Нормально, а у вас?» – «Спасибо, тоже». Он ведет меня в кухню, где в наполненной ватой корзинке агонизирует рахитичный щенок.
– Чему обязан удовольствием, господин комиссар? Вы случайно не кобелька ищете?
– Нет, мой дорогой Карлен, сучку.
– Какой породы? Я развожу овчарок, боксеров и бордоских догов.
– Слушай, Карлен, порода не имеет для меня значения. Мне нужна сука, доросшая до случки. Он выпучивает глаза:
– Как это?
– Все просто: мне нужна сука, доросшая до случки. У тебя должны оставаться с весеннего помета, а?
– Да, но...
– Тогда веди ее, я беру. Предупреждаю, мне нужна жуткая шлюха, вроде Берты Берюрье!