Подмена-2. Оригинал
Шрифт:
– Под веком ты подразумеваешь столетие? – недоуменно уставилась на него я. Нет, я улавливала намеки в разговорах, что фейри живут дольше, но чтобы настолько!
– Да что-то около столетия у людей. Нам их отпущено примерно десять, – кивнул брауни. – Но крайне редко кто-то из нас доживает до старости и умирает по естественным причинам.
Ну, в таком мире это и не удивительно. Я посмотрела на хийсов, уже откровенно прилипших к окнам и нисколько не прислушивающихся к нашей беседе.
– А сколько этих самых людских веков прожил архонт Грегордиан?
– Около трех.
Осознание этой информации заняло у меня некоторое время, и неожиданно бывшее неплохим настроение стремительно покатилось вниз. Думать о том, что мужчина, на котором так болезненно закольцована твоя жизнь, родился настолько задолго до тебя, угнетало. Но гораздо больнее пронзило понимание, что он будет продолжать жить еще долго-долго после того, как меня не станет и даже кости мои в земле истлеют. Странно ли тогда такое его ко мне отношение? Ведь выходит, что моя целая жизнь – для него лишь эпизод, один из многих? Но в таком случае разве его требование отдать в его безраздельное распоряжение даже это краткое время, что мне отпущено, не выглядит в десятки раз более жестоким, чем прежде? Хотя о чем это ты, Аня? Признайся честно: именно то, что вся ты, со всеми страстями и эмоциями, лишь проходящий момент в его жизни почему-то жалит в самое сердце. Ты действительно стала безумна в этом сумасшедшем мире, и дальше только хуже. Стало вдруг тошно смотреть и на эти проклятущие древние камни, и слушать истории, словно они лишнее напоминание о скоротечности моего времени относительно всего живущего и существующего в этом долбаном мире Старших.
– Монна Эдна? – наверное, выражение лица у меня было то еще, раз Лугус выглядел таким встревоженным. – Прогулка утомила тебя?
Меня дико утомила собственная неспособность огородиться от вечно все портящих мыслей! Что за дурацкая черта находить во всем дерьмовую сторону, тем более что осознание степени паршивости ситуации никак не облегчает моей участи в целом? Решила же для себя искать положительные моменты, до тех пор хотя бы, пока не забрезжит какой-то реальный выход. И вот опять умудрилась в минуту накрутить себя.
– Да! Так этого заносчивого ублюдка! – неожиданно рявкнул один из хийсов, и они оба заржали так громогласно, что эхо испуганно заметалось по пустому крылу замка.
Они не отрываясь смотрели в окна и что-то оживленно обсуждали. Ведомая любопытством, я тоже подошла и выглянула наружу. Выходило оно в какой-то внутренний двор или тренировочную площадку, учитывая собравшееся там число воинов. В самом центре этого скопища был обнаженный по пояс безоружный Грегордиан, окруженный кольцом из двух десятков фейри, у которых разве что в зубах оружия не было. И все они атаковали архонта, нисколько не стесняясь применять весь свой арсенал.
Как раз в тот момент, как я сообразила, что происходит, сразу трое – один хийс и двое асраи – бросились вперед с таким озлобленным видом, будто были намерены немедленно выпотрошить Грегордиана. У меня сердце грохнулось об ребра и замерло, словно не собираясь больше биться, а вопль застрял в горле. Однако мгновение спустя вся троица уже разлетелась в стороны, как мешки с пылью, врезаясь в ряды остальных наседающих на деспота, а Грегордиан так и стоял в центре этого дурдома абсолютно невозмутимый и даже как будто слегка скучающий. «Мои» хийсы взорвались хохотом и одобрительными воплями и отпустили парочку комментариев в адрес потерпевших неудачу с упоминанием действий явно сексуального характера с какими-то неизвестными мне существами. А у меня почему-то в глазах противно защипало, и в горле запершило.
– Мне кажется, что наблюдать за этим – плохая идея, монна Эдна! – Лугус осторожно потянул меня за рукав, но я только отмахнулась.
Оторвать взгляд от Грегордиана сейчас было просто выше моих сил. Все нутро свело от мощного трепета, в природе которого я вряд ли могла дать себе отчет.
Толпа воинов внизу тоже пребывала в оживлении и прекрасном настроении. И это при том, что кольцо нападавших сжалось только плотнее. Что, к чертям, за воины такие у Грегордиана, что бездействуют и зубоскалят, пока их безоружного и полуголого правителя пытаются пошинковать какие-то вооруженные и облаченные в сверкающие доспехи придурки?
Следующая атака последовала, на мой взгляд, слишком быстро, и теперь парочка асраи попыталась достать Грегордиана со спины. Разве это честно? В этот раз я уже не смогла сдержать крика, увидев, как лезвие короткого меча одного из них чиркнуло по боку деспота, оставляя кровавую отметину поверх старых белесых шрамов. И это не считая атакующих спереди клинков, метящихся в горло и живот их жертвы. Но, крутанувшись совершенно неуловимо для меня, Грегордиан отбросил и этих, а ранивший его остался неподвижно лежать у ног деспота. И все же выдохнуть с облегчением у меня не было возможности, потому что тут же на него навалились остальные, сразу все скопом, будто надеялись просто задавить его своей массой. Месиво из сверкающих золотом и серебром доспехов и размахивающих оружием рук полностью скрыло Грегордиана, и меня накрыло такой дикой паникой и удушьем, будто это я сейчас задыхалась под тяжестью десятков стремящихся убить меня тел. Я орала истошно и молотила в окно, проклиная всех этих стоящих в бездействии бездушных тварей. В глазах потемнело, и воздух вдруг исчез, и я едва осознавала, что продолжаю надрываться, потому что все еще не вижу в этом орущем скопище внизу проклятого архонта. Чистейшее концентрированное отчаяние затопило мой разум, не оставляя ни малейшего места для адекватности. Мне невыносимо нужно было оказаться там внизу, расшвырять всех и выгрызть зубами дорогу к Грегордиану, угробить к чертям каждого, кто сейчас топтал и кромсал его, и в это мгновение я ощущала в себе силы для подобного. Не имели значения ни резкая боль, ни липкая влага на ладонях и запястьях, ни встревоженные голоса рядом, ни даже крепкий захват чьих-то рук, пытавшихся оттащить меня от окна. Я боролась, будто озверев, и, извернувшись, вцепилась зубами в серое предплечье одного из хийсов, пытавшегося унять меня.
– Сволочи! Отпустите! Отвалите от меня! Идите помогите ему! – хрипела я, захлебываясь слезами. – Что же вы за твари-то такие!
Звон и грохот падающей внутрь рамы – и меня тут же отпустили так резко, что я, пошатнувшись, врезалась плечом в стену.
– Что здесь происходит?! – Грегордиан спрыгнул на пол, и осколки стекла заскрипели у него под ногами, когда он стремительно шагал ко мне и замершим не дыша за моей спиной хийсам и Лугусу.
Я же, жадно хватая воздух, шарила по нему взглядом, ища все те жуткие повреждения что, на мой взгляд, должны были обязательно быть после того, что я видела внизу. Но, не считая нескольких порезов на торсе и руках и кривой отметины на здоровой щеке, ничего не обнаруживалось. Я, не в состоянии доверять собственному зрению, зажмурившись, потрясла головой и снова уставилась на деспота. Да, он выглядел пугающе – весь покрытый кровавыми разводами и с этим «убью всех на хрен» взглядом, но не был при смерти или даже сколько-то серьезно ранен.
– Я спросил, что, во имя Богини, здесь происходит! – уже абсолютно выходя из себя, рявкнул Грегордиан, пройдясь по мне ответным взглядом. Когда он достиг моих рук, то выражение его лица стало просто ужасающим.
– Монна Эдна наблюдала за твоим отбором новобранцев и что-то, очевидно, расстроило ее, – еле слышно промямлил Лугус.
Отбор новобранцев? Что, к чертям, за отбор такой?! Это было натуральное гребаное публичное убийство!
– Расстроило? – деспот прищурился едко-злобно и понизил голос, но от этого стал звучать только более жутко. – Настолько, что у нее теперь все руки в ранах?
– Наша вина и упущение! – пробухтел один из хийсов, но до меня уже постепенно дошло осознание. – Но в свое оправдание скажем, что хотели лишь развлечь ее.
Очевидно, я стала свидетельницей какого-то тренировочного боя или, бог его знает, каких проклятых тестов, и для всех, кроме меня, это было не более чем реальный повод повеселиться. Выходит, на самом деле не происходило ничего страшного, и моя реакция была по меньшей мере чрезмерной и идиотской. Но провалиться всем этим долбаным фейри на месте! Для меня же все было по-настоящему! Отчаянье и паника, минуту назад вывернувшие мне душу, сменились пронзительной обидой и бессильной злостью. И в этот момент я точно знала, кто главный источник всего дерьма, происходящего со мной.