Поднебесная
Шрифт:
Если бы этот офицер был моложе, позднее думал Тай, то, что произошло дальше, могло оказаться совсем другим. Но этот офицер, несмотря на свой низкий ранг, явно служил уже давно. У него были спутники, друзья на перевале Тэн, и он в этот самый момент, наверное, узнал о том, что там произошло.
Командир дуй махнул рукой в сторону двери.
Новые стрелы вонзились в нее, все вместе, с громким стуком. Внутри их удары должны казаться ударами молота, подумал Тай. Удары молота из изменившегося мира. Он думал о Цзянь больше, чем о любом из других людей в доме, даже об императоре. Не совсем понимая почему.
– Выйдите
«Требуют». Это говорит командир пятидесяти солдат первому министру Катая. Тай удивился, как солнце поднимается в небо, как птицы поют свои обычные песни.
Дверь почтовой станции открылась.
Вэнь Чжоу, которого он ненавидел, вышел во двор.
Долгие годы после этого, когда то восстание стало еще одной частью прошлого – разрушительной частью, но закончившейся и уходящей все дальше, – историки, которым было поучено изучать документы (те, что уцелели после времени раскола) и написать историю тех дней, почти единодушно описывали в своих беспощадных творениях продажный характер (с самого раннего детства!) и коварное предательство проклятого Ань Ли, повсеместно известного под именем Рошань.
Практически без исключений, сотни лет Рошаня описывали во всех исторических трудах как человека невероятно толстого, покрытого гнойными язвами, погибающего от ненасытного аппетита и честолюбия.
В этих трудах господствовало общее мнение, что один лишь героический и мудрый первый министр Вэнь Чжоу разгадал темные планы этого злобного варвара – почти с самого начала – и сделал все возможное, чтобы их сорвать. В этих трудах были некоторые вариации, возникшие под влиянием определенных аспектов летописей, а также необходимости (до прихода более поздних династий) избежать какой-либо критики великого и славного императора Тайцзу.
В соответствии с этим самым распространенным объяснением событий в начале восстания Ань Ли были некомпетентность и трусость генералов и офицеров, которым поручили защищать перевал Тэн – и Синань за ним. Некоего генерала Сюй Бихая, ничем другим не примечательного, обычно с презрением описывали как физически слабого и трусливого человека.
Такое решение задачи найти объяснение всему случившемуся было очевидным, учитывая то, что официальные историки являются гражданскими служащими и служат при дворе любой династии и их легко уволить или еще хуже.
Было бы крайне неразумно даже намекать, не то что открыто говорить, об ошибке или провале божественного императора или назначенных им министров. Проще и безопаснее обратить свой взор и каллиграфию на солдат.
Конечно, красивый, аристократичный, сверхъестественно мудрый первый министр также был участником легендарной трагедии, которую признавали и простые люди, и художники Катая, – и это тоже, несомненно, сыграло роль в подходе официальных исторических работ.
Когда желание двора и легенды народа сливаются с представлениями великих художников, как благоразумный летописец прошлого может устоять?
Первый министр, не выказывая ни малейшего признака смущения, остановился на крыльце над тремя ступеньками, ведущими во двор.
Тай подумал, что теперь он презрительно смотрит сверху
Высокий и великолепный, Чжоу смотрел на залитый солнцем двор. Он был одет для верховой езды: никаких придворных шелков, только идеально скроенная одежда из полотна и кожи. В сапогах. Без шляпы. Он часто пренебрегал шляпой, как помнил Тай со времени парка Длинного озера, когда видел его издалека.
С гораздо большего расстояния, чем сейчас.
Чжоу вытянул руку и медленным, широким движением провел ею дугу через двор гостиницы, выставив один палец. И произнес повелительным тоном:
– Каждый стоящий здесь человек поплатится своей жизнью за то, что только что произошло. Офицеры должны быть казнены первыми.
– Нет! – пробормотал Сыма Цянь вполголоса. – Не так!
Вэнь Чжоу продолжал:
– Но наш бесконечно милостивый император, учитывая эти тяжелые времена, которые трудно понять обычному человеку, предпочел не обращать внимания на этот момент, словно речь идет о досадном поведении маленьких детей. Отложите оружие, постройтесь в ряды. Никого из вас не накажут. Ждите приказа, когда мы выйдем. Вы нужны для обороны Катая.
Поразительно, но он повернулся и собирался войти внутрь, не дожидаясь того, что они сделают, словно немыслимо было ожидать ничего, кроме немедленного повиновения.
– Нет, – только и произнес командир дуй.
Тай видел, что ему стоило больших усилий произнести это короткое слово. Этот человек обливался потом, хотя утро было не жаркое.
Вэнь Чжоу обернулся.
– Что ты сказал? – спросил он. Его голос и манера, подумал Тай, могут заморозить душу.
– По-моему, вы меня слышали, – ответил офицер. Двое других подошли и встали рядом с ним. Лучник и один из его десятников.
– Я слышал измену, – уточнил Вэнь Чжоу.
– Нет, – произнес один из лучников. – Это мы только что узнали об измене!
– Зачем армии приказали уйти с перевала Тэн?! – крикнул седобородый командир, и Тай услышал боль в его голосе.
– Что?! – рявкнул Чжоу. – Неужели небеса разверзнутся над нами?! И солнце упадет?! Простые солдаты уже задают вопросы Да-Мину?!!
– Им не надо было начинать сражение! – закричал командир дуй. – Это все знают!
– А вы бежите из Синаня, оставляя его Рошаню! – крикнул лучник, маленький, разъяренный человек. – Почему все это произошло?
– Говорят, вы напрямую отдали такой приказ! – сказал десятник.
Тай увидел, что Вэнь Чжоу впервые заколебался. У него опять пересохло во рту. Он не двигался. Не мог.
Чжоу выпрямился.
– Кто это сказал?
– Те, кто ехал вместе с вами, нам рассказали! – крикнул лучник. – Ваши собственные стражники слышали это по дороге!
Тай повернулся к Сыма Цяню. Поэт выглядел потрясенным. Интересно, как я сам выгляжу, подумал Тай. И снова услышал голос Вэнь Чжоу:
– Разговоры окончены. Солдаты! Арестуйте этих трех людей. Ваш командир освобожден от должности. Свяжите их и охраняйте до казни, когда мы выйдем. Катай падет, если будет продолжаться этот хаос! Солдаты Второй армии, делайте то, что вам приказано!