Поднебесная
Шрифт:
– Она старалась контролировать своего двоюродного брата. Вэнь Чжоу даже пытался убить меня у Куала Нора. Она собирала об этом сведения. Против него!
Ему было стыдно рассказывать об этом солдатам, но в такой момент, конечно, следовало забыть и о стыде, и о тайнах личной жизни.
Спрятанный среди других солдат лучник (он запомнил этот голос) крикнул:
– Эта семья уничтожила Катай, привела нас к войне! Пока она жива, они будут продолжать нас травить!
Это было умно, Тай и сам отчасти так думал. Минуту назад речь шла об их собственной безопасности, тех, кто убил Вэнь
– Вызовите ее! – приказал командир дуй.
Таю хотелось обрушить на него проклятия, но он сдержался. Сейчас не время давать волю гневу. Он сказал, как можно спокойнее:
– Я не допущу еще одной смерти. Командир, успокойте своих людей.
Тот покачал головой:
– Я так и сделаю. Но после того как мы очистимся от отравы семьи Вэнь. Наших товарищей заставили выйти из ущелья Тэн. Вы поставите жизнь этих двоих против такого огромного числа жизней? Вы, который сам был солдатом? Вы знаете, сколько людей там погибло. Разве Да-Мин не требует казни, когда обладающий властью руководитель совершает такую громадную ошибку?
– Она всего лишь женщина. Танцовщица, – теперь он тянул время, но его охватило отчаяние.
– Разве женщины никогда не правили в Катае?
Тай открыл рот и закрыл его, молча глядя на стоящего внизу человека.
Губы офицера дрогнули в улыбке.
– Я дважды сдавал экзамены, – сказал он. – Восемь лет проучился, пока не смирился с тем, что никогда их не сдам. Я кое-что знаю о жизни при дворе, мой господин.
Позднее Тай думал об этом тоже. Могла ли жизнь после этого утра быть другой, если бы другого командира с его пятьюдесятью солдатами направили по северной дороге в обход переполненного тракта на Синань?
На дороге всегда бывают развилки…
– Я этого не допущу, – повторил Тай так холодно, как только мог.
Командир смотрел на него снизу вверх. Он не выглядит торжествующим или мстительным, подумал Тай. Почти с сожалением этот человек произнес:
– Вас здесь… восемь? А у нас более семидесяти человек. Зачем вы хотите погубить своих каньлиньских телохранителей и себя самого? Разве у вас нет обязанностей в войне, которая настигла нас сейчас?
Тай покачал головой, снова охваченный гневом. Он боролся с ним. Этот человек говорит правду. Тай может погубить много людей, если скажет или сделает что-то неверно. Но все равно!
– У меня нет большей обязанности, чем прекратить это. Если вы захотите войти в почтовую станцию, вам придется убить меня и моих телохранителей и лишить Катай двухсот пятидесяти сардийских коней.
Он был готов разыграть и эту карту.
Ненадолго воцарилось молчание.
– Если придется, мы это сделаем, – сказал командир дуй. – Еще восемь смертей не изменят того, что должно произойти, как и смерть многих из нас, в том числе – моя. Я не имею значения и знаю достаточно, чтобы это понимать. А кони – это ваша обязанность, не наша. Отойдите, мой господин. Я прошу вас.
– Тай, – мягко произнес Сыма Цянь рядом с ним, – тебе их не остановить.
– Им меня тоже, – возразил Тай. – Бывают такие моменты, когда жизнь не стоит продолжать, если сделаешь шаг назад.
– Я с вами согласна, господин Шэнь.
Женский голос
Она вышла на крыльцо. Тай повернулся и посмотрел на нее. Их взгляды встретились. Он опустился на колени рядом с лужей крови ее двоюродного брата, которая растекалась по крыльцу. И с дрожью увидел, что опустились на колени не только его каньлиньские воины и поэт, но и все солдаты во дворе гостиницы сделали то же самое.
Пролетело мгновение. Солдаты встали. И Тай увидел, что лучники продолжают держать в руках луки со стрелами на тетиве. Только тогда он смирился с тем, что это произойдет и он не сможет помешать.
Отчасти, когда увидел в ее глазах, что она так решила.
– Поэт, – сказала она, глядя на Цяня с насмешливой улыбкой, которую запомнил Тай, – я все же жалею, что вы с иронией отозвались обо мне в последнем стихотворении.
– Не больше меня самого, славная госпожа, – ответил Сыма Цянь, и Тай увидел, что поэт продолжает стоять на коленях и на лице его слезы. – Вы озарили светом наше время!
Ее улыбка стала шире. Она выглядела довольной и юной.
Тай встал и сказал:
– А император не выйдет? Он может прекратить это, моя госпожа.
Как ему показалось, она долго смотрела на него. Стоящие во дворе ждали, не двигаясь. Почтовая станция у Ма-вая казалась Таю центром империи, всего мира. Все остальное и все остальные застыли вокруг нее, не подозревая об этом.
– Это мой выбор, – ответила Цзянь. – Я сказала ему, что он не должен выходить. – Она заколебалась, продолжая смотреть Таю в глаза. – В любом случае он больше не император. Он отдал кольцо Шиньцзу. Это… правильный поступок. Предстоит трудная война, а мой возлюбленный уже немолод…
– Вы молоды! – возразил Тай. – Слишком рано, моя госпожа. Не отбирайте у нас это сияние.
– Его отбирают другие. Некоторые запомнят это сияние, – она сделала жест танцовщицы. – Шэнь Тай, я помню, как мы вместе лакомились личи на этой дороге. Благодарю вас за это. И за то, что… вы стоите здесь сейчас.
На ней было шелковое синее платье, расшитое маленькими золотыми пионами (король цветов). Ее шпильки украшала ляпис-лазурь, и два кольца на пальцах тоже были с ляпис-лазурью, как видел Тай. В это утро она не надела серег. Туфельки на ней были шелковые, золотистые, с жемчужинами. Он стоял достаточно близко и почувствовал, что даже глубокой ночью она не уехала из дворца Да-Мин, не надушившись своими обычными духами.
Как и не уехала, не подумав о сардийских конях у границы, и послала курьера через ночной город за единственным человеком, который мог забрать их оттуда для Катая.
– Вы должны отпустить меня, – мягко сказала Цзянь. – Вы все.
Он отпустил ее. И потом ему это снилось и стояло перед его мысленным взором до конца дней.
Он смотрел, как она повернулась, неторопливо, изящно, легко ступая, прошла мимо убитого двоюродного брата, который всех их к этому привел. Спустилась одна по ступенькам, – приподняв подол, чтобы не зацепиться, – во двор, уже залитый утренним солнцем, прошла вперед и остановилась перед солдатами, которые вызвали ее, чтобы убить. Пыльный гостиничный двор, полный воинственных людей, – не место для шелка…