Поднебесные убийцы
Шрифт:
– Женя, сиди! – Андрей пружинисто поднялся на ноги. – Оружие держи наготове.
Придерживаясь тени, он быстро направился в сторону лошадей. Оставшись один, Женька смотрел вслед Батяне, мысленно дивясь наблюдательности командира. Как ни верти, а тот безошибочно угадал настроение своего подчиненного. У Женьки и в самом деле было романтическое настроение.
Случилось это в момент перевязки. Усадив парня рядом с костром на камень, все еще хранящий тепло солнечного жара, Анна Леонидовна в красноватом свете языков пламени принялась обрабатывать его рану. К счастью, она и в самом деле оказалась незначительной – пуля по
Ее тонкие пальцы, сноровисто работающие тампонами с перекисью водорода и раствором фурацилина, казалось, одним лишь этим прикосновением снимали всякую боль и ломоту с травмированной мышцы. Бинтуя предплечье Жени, Анна Леонидовна случайно поймала его взгляд и встревоженно поинтересовалась:
– Больно? Может быть, я слишком туго?..
Вдохнув острый запах лекарств, смешанный с едва уловимым ароматом духов, Женька категорично мотнул головой:
– Нет, все замечательно… – И, не выдержав напора внутренних настроений, добавил: – У вас чудесные руки. Они лечат уже тем, что прикасаются к ране. Я сейчас вообще почти ничего не чувствую. Как будто там ничего и нет.
– Ну, – с запозданием поспешив надеть на лицо маску чопорности, Анна Леонидовна деловито резюмировала: – Как говорится, плох тот врач, после разговора с которым его пациенту не стало легче. Ну, вот и все. Через сутки повязку поменяем. Если вдруг появится ломота, дергающая боль – немедленно сообщите.
– Хорошо, спасибо! – Женька признательно улыбнулся. – Вы замечательный доктор. А еще вы очень красивая женщина.
– Гм… – От услышанного Анна Леонидовна несколько даже оторопела, но поспешила взять себя в руки. – Знаете, юноша, если бы этот комплимент прозвучал четверть века назад, я бы восприняла его… Ну… соответственно своему тогдашнему возрасту. А имея сына, который вам доводится ровесником, могу лишь только знать и помнить, что это – увы! – комплимент, а не констатация факта. Спокойной ночи!
Стройная и статная, в лунном свете она легкой походкой зашагала к своей палатке, рядом с которой обитательницы соседней – Катя, Светуська и Ритуська, до крайности растревоженные событиями сегодняшней ночи – всего несколько минут назад погасили фонарик и легли спать. Проводив Анну Леонидовну взглядом, Женька задумался о несправедливости мироустройства, которое поступило самым свинским образом, не дав ему жизнь лет на двадцать раньше или ей – лет на двадцать позже…
Лавров, вернувшись к костру, опустился у огня и недоуменно отметил:
– Чертовщина какая-то! Ничего подозрительного там нет. Если бы это был хищник, особенно волк, лошади бы такой переполох устроили! Странно все это, однако.
Где-то дико захохотала сова, и снова все стихло…
Глава 10
Утро началось с чрезвычайного происшествия. Проснувшись еще тогда, когда на небе догорали последние звезды, Лавров вышел из палатки и увидел сидящих у костра Антона и Костю, которые что-то оживленно обсуждали. Подойдя к ним, он поинтересовался обстановкой.
– Да ничего, товарищ майор! – Бегунец с хрустом потянулся. – Все спокойно. Мы ж не только тут сидели, но и по всей территории ходили, проверяли.
– Это радует… – Андрей огляделся. – А это что за ерунда? – он указал в сторону лежащего на траве табуна.
Переглянувшись, парни встревоженно вскочили на ноги.
– А что? Что там такое?! – зачастили они, силясь понять, где и что именно ухитрились прошляпить.
– Вы видите, две лошади на отшибе лежат на боку, вытянув ноги и запрокинув голову? Вам не кажется, что с ними что-то не в порядке? – Лавров нахмурился.
Они подошли к табуну, и парни досадливо воскликнули:
– Ё-о-о-п-р!!! Это что за подлянка такая?!!
И действительно, повод для крайней досады был более чем понятный. Две лошади – гнедая и пятнистая – лежали без признаков жизни, оскалив зубы. Скорее всего, их смерть была непростой и нелегкой. По внешним признакам было похоже на то, что они пали или от столбняка, или от стрихнина. Но за одну ночь заболеть и скончаться от столбняка едва ли кто смог бы. Да и клиническая картина отравления стрихнином, припомнил Лавров, имеет фазу клонических судорог, когда животное или человек, подвергшееся действию этого токсина, бьется в сильнейших конвульсиях, что наверняка было бы замечено караульными.
«Скорее всего, это какой-то очень сильный синтетический яд…» – сделал вывод Андрей и направился к шалашам проводников. Подойдя к месту их ночлега, он постучал рукой по верхушке шалаша, в котором спал Мукулаш.
– Мужики, подъем! – негромко, но внятно сказал он, еще раз стукнув по шалашу. – У нас, похоже, серьезные неприятности.
– Ка… Какие неприятности? – С готовностью, словно он ждал этих слов, из своего шалаша высунулся Бануш. – Что случилось?
Следом за ним из шалашей показались и Мукулаш с Темекеем. Протирая заспанные глаза, оба проводника никак не могли уразуметь, в чем дело.
– Идемте к лошадям, – Лавров коротко махнул рукой. – Две головы почему-то пали. Надо разобраться, что к чему.
Переполошившиеся проводники поспешили следом за ним, о чем-то вполголоса переговариваясь на родном языке. Увидев трупы лошадей, все трое замерли, ошарашенно глядя на мертвых животных. Первым опомнился Мукулаш. Всплеснув руками, он со стоном бросился к лошадям, горестно мотая головой и причитая на родном языке.
– Что, это обе его лошади? – Андрей взглянул в сторону Темекея.
Тот с выражением горечи на лице в знак согласия лишь кивнул. Это начинало выглядеть более чем странно. Если бы лошадей отравили чужаки, которые нападали ночью, то они наверняка отравили бы всех. А тут – всего две, и к тому же принадлежащие одному и тому же человеку.
Вне себя от досады и ярости, Мукулаш яростно сорвал с головы кепку и швырнул ее оземь, затопав ногами, то ли бранясь, то ли причитая на родном языке. Неожиданно он повернулся к Банушу и, тыча в него пальцем, что-то яростно выкрикнул, судя по всему, какое-то обвинение. Вытаращив глаза и испуганно суча руками, Бануш растерянно что-то заговорил в свое оправдание. Но Мукулаша его оправдания не удовлетворили, и он, скорее всего, набросился бы на него с кулаками, если бы не Лавров, вовремя преградивший ему дорогу.