Поднимается ветер…
Шрифт:
— Вы все — сборище идиотов и трусов! — заявил маршал, обводя взглядом собравшихся. — Вас поголовно нужно гнать из армии пинками. Ни один из вас не годен даже навоз за коровами вывозить. Что вы тут натворили? Что вы натворили, я спрашиваю?! Маршальский жезл гневно ударил по карте. Рикард, сидевший по правую руку от маршала, на всякий случай втянул голову в плечи. Дядюшка мог и по лбу засветить. Офицеры молчали, словно набрали в рот воды. Генерал делал вид, что слушает маршала, а сам то и дело бросал взгляды на свой штаб. По сути, его интересовал только сидевший напротив Эллуа, но полковник делал вид, что с него пишут парадный портрет: не шевелился, не двигал даже бровью. Может быть, слушал, а может быть, думал о чем-то своем.
— Эти северяне, эти паршивые изменники, годные только по кустам прятаться, показали вам, офицерам королевской армии, чего вы стоите! Вас лупят, как хромых в приюте, а вы только уворачиваетесь! И кто вас бьет, кто? Какие-то северные выродки, которые коня от козла не отличают?! Маршал замолчал, чтобы набрать в грудь воздуха, и в тишине вдруг звякнул о дерево металл. Рикард поднял голову. Подполковник Аллу, которого генерал так и не утвердил в должности командира полка арбалетчиков, но на совещаниях он присутствовал вместо выгнанного в тихую пока что Литу Фарона, уже бросил в центр стола шпагу и теперь откреплял от пояса жезл и мешочек с печатями. Через минуту и они полетели к маршалу Мерресу.
Не сказав ни слова, подполковник вышел за дверь. Оглушительный стук — и вновь тишина. Кажется, остальные затаили дыхание. Качнулась от сквозняка кривовато повешенная на окно алая занавесь.
— Кто это был? — тихо спросил маршал.
— Подполковник Аллу, временно командующий полком.
— Аллу? — ухмыльнулся Меррес-старший. — Повесить! Эллуа не шевельнулся, но Рикард заметил, что его сжатые в кулак пальцы побелели. Генерал хотел вступиться за Аллу — тот оказался действительно хорошим офицером и толковым стратегом, от него было много пользы… хотел — и не смог открыть рта. Прилюдно спорить с маршалом, да еще и после выходки подполковника? Это уж точно будет не армия, а приют убогих… Маршал, конечно, погорячился. Для къельца было обидным все то, что он услышал. Сам Рикард за подобное бросился бы в драку, не раздумывая. В конце концов не все северяне изменники, есть среди них и верные королю, и Аллу как раз из таких. Но — кто ж его заставлял швыряться оружием и печатями?
— Может быть, здесь затесался еще какой-нибудь паршивый изменник-северянин? — еще тише спросил маршал. — Ну, давайте уж сразу выходите. Зачем два раза виселицу строить…
Генерал смотрел на полковника Эллуа. У него, кажется, мать из Литы. Если и он решит хлопнуть дверью, то будет обидно. Но эллонец смотрел в стол и не шевелился. По лицу нельзя было догадаться об его чувствах, как и обычно, хотя Рикард был уверен, что кавалерист зол. Аллу был его другом. Все же на рожон он не полез, хвала Воину!.. Скрипнул чей-то стул. Генерал Меррес с трудом подавил вздох. Нет, больше вставать никто не собирался.
— С сегодняшнего дня я заставлю вас вспомнить, что вы — офицеры армии Собраны! — продолжил маршал. — Я научу вас воевать, недоумки… Дядюшка разорялся еще с полчаса, пока не охрип, но ничего дельного пока не сказал. Рикард знал, что ближе к ночи он соберет еще один совет. Неожиданно. Выждав, пока большинство не уляжется спать. Опоздавшим или явившимся не при полном параде достанется еще одна взбучка, а потом маршал наконец-то перейдет к делу. У него за плечами — десяток кампаний на западе, он сумеет справиться и с бунтом в Сауре. А офицеры штаба за отпущенное им время сумеют и разозлиться, и перебеситься, и будут беспрекословно выполнять все приказы. Рикард и сам мог бы устроить то же самое после позорного отступления Фарона. Нужно было посильнее разозлиться и напомнить, наконец, обленившимся трусам, что они — королевская армия, а не прислуга в борделе. Генерал Меррес не смог, а теперь не понимал, что ему помешало. Все же так просто. Дядя Алессандр учил его, и вот, все его приемы прекрасно работали. Маршал Меррес любил и поесть, и поспать, но, когда было нужно, мог проводить на ногах два-три дня подряд. В хорошем настроении он хлопал себя по обильному животу и объяснял, что питается про запас, а спит тоже про запас. «Война — дело такое, сегодня спишь, а потом седмицу и под куст сходить не успеваешь…», — говорил он. Теперь Рикарду предстояло не спать и не жрать, а служить под командованием маршала Мерреса, или, как его чаще звали, маршала Алессандра. Второй совет маршал созвал почти на рассвете. Рикард и полковник Эллуа явились одновременно и молча уселись на прежние места. Постепенно начали подтягиваться и остальные, почти каждый зевал, у половины были мокрые волосы. Однако, никто не опоздал: генерал еще после ужина отправил ординарцев с предупреждением, что по зову маршала нужно являться незамедлительно, даже если ты лег полчаса назад. Дядюшка удивленно приподнял бровь и поглядел на племянника. «Предупредил?» — читалось во взгляде. Генерал слегка пожал плечами, изображая полную невиновность. Вдоль стола были расставлены графины с вином и высокие стаканы из темного стекла, но к ним не потянулся ни один. Все чинно рассаживались по местам и сидели с прямыми спинами. Маршал молчал, глядя на карту. Иногда он посматривал на племянника, иногда — на потолок или на уже поправленные по распоряжению Рикарда занавеси, но говорить не спешил.
— Вы ни обсосанного мосла не понимаете в том, что здесь творится, — с улыбкой сказал маршал, когда половина уже решила, что можно расслабиться и задремать. Рикард знал, что он до ночи опрашивал разведчиков, сверялся с картами и разбирался в общей картине. — Вы думаете, что это война. Нет, это бунт. Бунт против его величества, а бунт надо выжигать на корню. Вы воюете с осами, а надо воевать с осиными гнездами. Кто меня понял?
— Уничтожать замки? — спросил Агертор.
— О, да тут есть мозговитые… — дядюшка улыбнулся еще шире. — Имя, звание?
— Капитан Михай Агертор, офицер для особых поручений при особе генерала, — подскочил с места дружок Рикарда, ожидая похвалы. Вылупленные карие глаза подобострастно смотрели на командующего.
— Что же раньше молчал? — осведомился маршал. — Ложка дорога к обеду. Садись, капитан, пока голову на шее носишь. Перепуганный капитан присел на краешек стула и сжался. Сам виноват, сначала надо присмотреться, а потом уж высовываться. Маршал не любит тех, кто слишком крепок задним умом. «Как опосля разбираться, так моя теща со всех сторон гений», — было его любимой присказкой. Тоже верно. Молчал Михай до сегодняшнего дня? Молчал. Посоветовал бы Рикарду, может, и был бы уже не капитаном, а полковником…
— Сначала мы поступим по-хорошему, — дядюшка облизнулся, как кот перед миской сметаны. — Прикажем всем сложить и сдать оружие. Потом начнем обыскивать замки и деревни. Найдем хоть сломанную спату на стенке или рогатину в сенях — будем поступать по-плохому. К Новому Году тут будет тихо, как в садах неувядающих.
Гости в доме герцога бывали довольно редко. Куда чаще сам Гоэллон вечерами исчезал, и возвращался за полночь, а то и рано утром. Раз пять Саннио получал распоряжение сопровождать господина на различные приемы, но это было пустой формальностью. Для секретарей отводили отдельные комнаты с накрытым столом; через открытую дверь было видно, чем занимаются хозяева и в любой момент можно было подбежать по приказу — но обычно никто не приказывал. Секретари ужинали, пили, играли в карты и болтали, а потом отправлялись по домам вместе с господами. Половина секретарей знала друг друга по школе, старшие или тоже учились у Тейна, или уже давно успели перезнакомиться с коллегами, так что скучать не приходилось — но и веселья особого не было. Часть развлекалась сплетнями, жалуясь друг другу на прихоти господ, другая часть развлекалась тем, что выслушивала эти сплетни и запоминала на будущее, то ли чтоб передать хозяевам, то ли делая выводы о том, кому служить можно, а кому не стоит. Остальные просто тихо скучали. Саннио выбрал промежуточную позицию. С виду он скучал и не лез в неподобающие разговоры, а то пришлось бы не только слушать, но и рассказывать, но слух-то у него был получше, чем у остальных, а пить, играть в карты и болтать о погоде, при этом разбирая и запоминая все, что говорят в дальнем углу, он привык уже давно. Среди пустопорожних жалоб и юношеских обид иногда попадалось кое-что интересное. Разумеется, никто из секретарей не был настолько глуп, чтоб делиться с коллегами содержимым писем или бесед, при которых они присутствовали, но мелочи, оговорки, выбранные слова… Гоэллон учил его вместе с северной троицей, и часть уроков была посвящена именно этому, а на приемах Саннио практиковался. Его считали неразговорчивым и даже скучным, хотя он, как и все, болтал, улыбался шуткам, сам рассказывал забавные истории — но секретарь Васта не хотел выделяться, и у него это отлично получалось. Кое-кто удивлялся, что герцог Гоэллон выбрал себе в помощники такое пустое место, и это Саннио вполне устраивало. Пусть удивляются его незначительности, пусть завидуют тому, как он одет, и сколько может проиграть в кости — и сколько выиграть в новомодную тамерскую «осаду крепости». Большего и не нужно. Лишь бы не нашелся слишком проницательный, не заглянул под тщательно вырисованную Саннио личину… Гостей же в доме Гоэллона обычно было двое — герцог Алларэ, двоюродный брат хозяина, и довольно забавный керторец лет двадцати трех, Флэль Кертор. Кертора Саннио в глубине души считал ходячим недоразумением — щеголь, вечно разряженный, накрученный и напомаженный, все пальцы в перстнях, на шее три-четыре цепи; а иногда — къельской игрушкой, разборной фигуркой, где внутри барышни прятался разбойник, а в разбойнике — судья, а в судье — вор. Уж больно умные у керторца были глаза, хоть он и прятал их под пышной завитой челкой. Герцога Алларэ Саннио боялся почище желтой лихорадки. От той всех добрых верующих спасла святая Иоланда, а от герцога Алларэ никакой святой спасти бы не смог. Первая встреча запомнилась секретарю надолго, прочие тоже не обрадовали. К великому счастью юноши, ему не нужно было присутствовать при встречах с гостями. Вино и закуски подавали слуги. Первую встречу Саннио с алларской напастью обеспечил Никола, лакей Гоэллона.
Оказалось, что некоторых гостей герцог еще задолго до появления в доме секретаря велел сразу провожать не в гостиную на втором этаже, а прямиком к себе в кабинет, и двоюродный брат хозяина в этом списке значился давным-давно, что не удивительно. Саннио переписывал набело очередной набор распоряжений для эллонского управляющего, герцог сидел в кресле — по обыкновению, боком, перекинув ноги через поручень, — с длинным свитком и кружкой вина… и тут совершенно обычный вечер пошел кувырком. Секретарь еще ничего не услышал, — слишком был поглощен работой, — но ему показалось, что где-то рядом ударила яркая золотая молния. В следующее мгновение рука в дорогой надушенной перчатке бесцеремонно взяла его за подбородок, заставив поднять голову. Перо вильнуло по ткани — прощай, работа, — и Саннио захотелось в эту руку вцепиться зубами, но вместо этого он поднял глаза на гостя и замер. Если статуи могли ходить, а так же беспардонно хватать чужих секретарей за подбородки, то над столом, надо понимать, возвышалась статуя короля Аллиона в полный рост, вот только глаза у нее вместо положенного синего цвета были ярко-зелеными, как спелый виноград. Те же длинные золотые волосы, те же совершенные черты лица. Облачена была оная статуя в модного покроя зеленый, под цвет глаз, камзол из глазета, который лишь осенью стали ввозить в Собрану.
— Какая прелесть, — изрекла статуя. — Руи, в каком саду вырос этот цветок? Откуда ты, о, чудное дитя?
— Оставьте его в покое, Реми, — лениво откликнулся герцог, убирая свиток в футляр и поднимаясь с кресла. — Этот цветок не украсит ваши букеты, друг мой.
— Разве только вы запретите, Руи…
— Значит, запрещу. Саннио, оставьте нас. Секретарь с огромным удовольствием вылетел из кабинета прочь, подальше от наглой «статуи» и ее неприятных намеков. Реми — надо понимать, герцог Алларэ, второй советник короля и родственник Гоэллона, — был, конечно, без пяти минут небожителем, но еще немного, и Саннио таки вцепился бы ему зубами в палец. Пусть ищет себе цветы на Кандальной улице! В первый день девятины Святого Теодора в дом пожаловал совсем иной гость, хотя Саннио сперва обратил внимание на длинные золотые волосы и содрогнулся — как, опять герцог Алларэ? Тот при каждой случайной встрече отпускал в адрес секретаря какую-нибудь пошлую шутку, а господин только смеялся, словно ему было интересно, когда же юноша разозлится и ответит Алларэ должным образом. Почтение почтением, а терпеть подобное и трубочист не обязан! Новый же гость оказался другим. Отчасти он был похож на Реми Алларэ, отчасти — на короля, которого Саннио видел на портретах, а живьем лишь издалека. Сначала юноша сдуру решил, что это принц Араон, потом вспомнил, что принцу пятнадцать, а гостю, если присмотреться — где-то двадцать пять.