Подноготная любви
Шрифт:
В.: Да.
П.: У тебя с этими словами связана психоэнергетическая травма.
В.: Да нет у меня больше ничего!
П.: Не открывай глаза! Я же вижу по характерному выражению лица, что есть травма. Я произнёс слово «коршун» — выражение лица изменилось. Да к тому же, ты мне не в первый раз про этого «коршуна» говоришь. Где она? Внутри тебя или снаружи?
В.: И там, и там
П.: В какой части тела?
В.: В голове. Частью внутри её, а частью — снаружи.
П.: Что это за предмет?
В.: Штопор.
П.: Штопор? В черепе?.. Да… Значит, металлический. Блестящий?
В.: Нет. Со ржавчиной.
П.:
В.: Нет. Всё. Я его уже вынула.
П.: Есть что-нибудь ещё? Вне или внутри?
В.: Вне. Я сейчас освобожусь. Так. Всё.
П.: Есть ещё что-нибудь?
В.: Нет, больше ничего нет. Да и хватит. Мне и так вся эта история с Центром комедию напоминает. Знаешь, какой образ перед глазами появляется?
П.: Какой?
В.: Маска, на которой намалёвана ухмылка. Дурацкая, во всю маску ухмылка.
П.: Этот образ — это что? След от стресса?
В.: Нет. Просто образ. И вообще, у меня такое ощущение, что того, что происходило со мной в Центре, как будто не было. Или не со мной происходило…
П.: Так. Хорошо. Но это сейчас — ухмылка, после того как мы столько из тебя вычистили. И такую большую работу осознания провели. А ведь не встреться мы, ты бы и дальше… умирала. А камень и поныне в почке… Будем надеяться, что обойдётся без операции.
В.: Не обойдётся.
П.: Да?.. Но ведь… ведь ты и раньше могла понять, что с этими приписываемыми тебе характеристиками не всё в порядке: два признанных экстрасенса тебя видят по-разному. Причём брат с сестрой. Можно бы догадаться, что это они сами про себя?
В.: Теоретически можно, но как, если всё это — штопором? И никуда от него не денешься — ввинчен. А потом они довольно много одинакового говорили. Например, что от меня чёрная энергия исходит. Что где бы я на курсах не села, пусть хоть в стороне, хоть на последнем ряду, говорили, что я притягиваю к себе всеобщее внимание. Говорили, хочу быть в центре внимания, да и вообще, что я ни сделаю — всё зло… И только ты разглядел во мне детскую наивность и интереснейшего собеседника.
П.: Так ведь это же правда! Чем дольше мы с тобой общаемся, чем больше я с тебя снимаю психоэнергетических травм, тем более интересным собеседником ты становишься. Причём заметно меняешься, и я тебе об этом уже говорил.
В.: С кем поведёшься, от того и наберё…
П.: Понимаю, что ты хочешь сказать. И, тем не менее, это — твоё.
В.: Моё?! Я надеюсь, что я не более чем твоё влияние. Я — отражение тебя. Я же — зеркало.
П.: Это не так. Вернее, не совсем так. Твоё в тебе всё равно всегда сохранялось, даже когда оказывалась в гуще целителей. Ты же говорила мне: была с ними не согласна, говорила, что только Христос имеет право вмешиваться в биоэнергетическое поле человека. Ещё до того говорила, когда эти слова превратились в пустую формулу и все вокруг стали её повторять как заклинание. Твоё в тебе твоим и осталось.
В.: Так — да. Мне часто хотелось сказать «нет», но я ничего не могла поделать и говорила: «да… да… да… да…»
П.: Здесь нет противоречия: конкретное поведение — это некоторый баланс между тем, что твоё, и тем, что тебе ввернули штопором или вдавили цилиндром. А третий компонент баланса — влияние непосредственное. Но вряд ли твои «да» — только их вмешательства. В этом есть опасность самооправдания, дескать, раз зеркало, то сама ни за какие поступки не отвечаю. Ведь, в конце концов, закономерен вопрос: а как ты вообще в Центре оказалась?
В.: Я же не знала. А потом там слова такие правильные произносятся. Иконы, свечи, крестики нательные… Молятся. Все кругом их хвалят. Восхищаются ими. Или их ругают. Гонимые получаются. Говорят, как Христос и Его ученики… Как тут сразу разобраться? Спасибо тебе… За то, что ты для меня сделал.
П.: Опять! Ты сама! Бог! Но вот, что я думаю… Это твоё свойство отражать внутренний облик других людей и в первую очередь подавляющих, хотя в некоторых ситуациях и опасное, одновременно твоя защита. Ведь они бессильны тебя использовать так, как бы этого хотели. Я имею в виду, использовать твои биофильные качества. Ведь ты же немедленно как бы преобразовываешься в их облик, и они начинают видеть в тебе конкурента, опасного для них, подавляющего, коршуна или лисицу, человека, который притягивает к себе внимание, потому что это — сжигающее их вожделение, где бы они ни сели. Да они попросту боятся! Боятся человека, о котором подозревают, что он знает всю их подноготную!! Хотя вряд ли позволяют это себе логически осмысливать, а если осмысливают, то наверняка пытаются скрыть.
В.: Вот точное слово — сжигающее! Сжигающее вожделение.
П.: Так мы же всё-таки писатель, а не хухры-мухры.
В.: Ну вот, началось!
П.: Так. Не будем расслабляться. Как ты скажешь, мы уже достаточно обсудили проблему наших с тобой ссор? Достаточно, чтобы вытащить эту спицу?
В.: Достаточно.
П.: Будешь вытаскивать?
В.: Буду. Только…
П.: Что? Вперёд или назад?
В.: А почему ты это спросил?
П.: Потому что, кто знает, может быть, там на спице есть какие-нибудь зазубрины? И назад не вытащить.
В.: Ты прямо как видишь. Зазубрины действительно есть. Как на рыболовном крючке. Но вытаскивать всё равно надо назад. Тем же путём, каким и воткнули.
П.: Ну так вытаскивай.
В.: Ой! Ой!
П.: Больно? Может быть, помочь?
В.: Нет, не надо, я сама. Ой!.. Всё…
П.: Прекрасно. Как твоё самочувствие?
В.: Замечательно. Во всём теле чувство лёгкости, и голова — такая ясная! А лоб — прохладный.
П.: Хорошо. Ощущение: ещё позанимаемся или на сегодня достаточно?
В.: Достаточно.
П.: Хорошо. Вспомни что-нибудь приятное. Случалось ли у тебя в последнее время что-нибудь приятное?
В.: Приятное? Случалось. И очень часто. А то, чем мы сейчас занимаемся, разве не приятное? Разве это не прекрасно, что я на тебя не буду больше понапрасну наскакивать? Разве это не чудесно? Разве от этого не должно хотеться улыбаться?..
И как написали бы в романах: «Он почувствовал нежное прикосновение затрепетавших губ. Он закрыл глаза, и ему показалось, что всё тепло взаимопонимания, которое только может вместить мир, ласково прильнуло к его телу. Он…»