Подноготная любви
Шрифт:
Многолетние попытки Софьи Андреевны не привели к оздоровлению половой сферы у Танеева. Не получилось. А вот у нашего Психотерапевта и Возлюбленной, до того, как они таковыми стали, получалось. Что интересно и важно!
Что же происходило с некрофилками, «осчастливленными» будущим П.? Эволюционировали они до зевоты однотипно. Эйфория от вновь обретённого навыка рассеивалась быстро и сменялась неудовлетворённостью в умопомрачении. После неуклюжего повода к расставанию (разводу) и самого развода они однообразно впадали в женский вариант приапизма (не по генитальному типу, а по анальному, хотя и с манипулированием гениталиями), что, как мы уже сказали, то же самое, что и некрофилическая фригидность. Конец приапическим увеселениям с однотипной
Это из опыта П. А что В.? Что её Центр биоэнергетического целительства, в котором она, если вы помните, лечила импотентов? И не только клиентов, но и того, кто в Центре всем заправлял. Да-да, главный целитель — источник, так сказать, здоровья для клиентов, — тоже импотент, что, однако, не мешало ему установить в Центре порядки, напоминающие гаремные. Возможно, после того как В. «властителя гарема» вылечила от импотенции (как она предполагает, временно), он в этот период некогда платонический (гитлеровского типа) гарем превратил в буквальный. Однако и это сомнительно, ведь «властитель гарема» к тому времени сорокалетний рубеж уже преодолел.
Если наша гипотеза о причине интереса некрофилов к биофилам верна, то тогда появляется возможность объяснить «целительский» успех будущей Возлюбленной без феномена эмоционально-стрессового «лечения». Уважительное отношение, переходящее в подавляющей атмосфере Центра (директора банка, «властителя гарема») в достаточно обезмысленное восхищение, поражало клиентов; восхищение, переходящее в безусловное, бережный массаж спины (кстати говоря, психоэнергетические травмы половой сферы обнаруживаются в области поясницы), сниженный уровень подавления, злоба к клиенту не большая, чем индуцированная прочими сотрудниками Центра, — всё это позволяло импотенту рядом с будущей В. догадаться, что он не законченное барахло, а если дерьмо, то не абсолютное. Следовательно, он что-то может. Он — потент. С психического уровня эта догадка переходила на физический, и человек становился пригоден к женитьбе.
За подобные догадки люди держатся. Держатся крепко, держатся вопреки очевидному и, порой, вопреки возможности выжить. И это обособление от действительности и позволяет перейти к другой форме импотенции — приапизму. И его онанистическим подвидам. Как, скажем, групповщине (среди умопомрачающих индивидов), практикуемой в целительстве.
Кроме того, классический приём в целительстве заключается в том, что целитель создаёт мыслеформу больного органа. Если у клиента болят почки, то создаётся мыслеформа здоровой почки. При этом предполагается, что целитель с этим больным органом работает, изменяет баланс энергий, дурную энергию отсасывает, а здоровую, наоборот, вливает. По этой методике учили работать и будущую Возлюбленную. Следовательно, когда она работала с импотентами, то представлять ей приходилось здоровый орган. А что, скажите, должно произойти со здоровой женщиной, когда она представляет мужской соответствующий орган, да ещё здоровый? Да, она возбудится. Естественно, что для целителя — директора банка или какого иного явного или тайного мага — это новый опыт. Прежде все оказывавшиеся рядом с ним женщины не возбуждались, а впадали в транс, забывались или влюблялись до умопомрачения; словом, всё что угодно, но только не возбуждались. Разумеется, оказавшись впервые рядом с возбуждённой женщиной, маг вдруг обнаружит, что его вялый орган примет пусть слабое, но подобие создаваемой мыслеформы. Именно этим механизмом можно объяснить, почему многочисленные попытки других целителей вылечить «властителя гарема» оказались безуспешными, а нашей героине это удалось.
Анатоль был глуп. Но мы, читая, этого не замечаем. Анатоль производит впечатление справляющегося с этой жизнью, и это впечатление настолько яркое, что начинает казаться, что он хозяин этой жизни. По внешним атрибутам он, как и «властитель гарема», неутомимый любовник, отнюдь не страдающий от комплекса неполноценности. Анатоль изображён так, как он того хотел бы, чтобы его воспринимали — почти что идолом для поклонения. Но мы мыслью проникаем в истинную сущность вещей и вместе с Толстым постигаем, что Анатоль — глуп.
А ещё Анатоль нуждался в услугах обманутой биофилки, поскольку на генитальные взаимоотношения был попросту неспособен.
Читающий — да разумеет.
Глава двадцатая
Так кого же любил Лев Толстой?
Лев Толстой женился в 34 года, прожил с женой, не изменяя, 48 лет, из которых тридцать три последних года мечтал от неё сбежать. Жена Соня (детское прозвище — «фуфела») бежать никуда не собиралась, наоборот, чувствовала себя в имении Толстого полновластной хозяйкой, контролировала всё, вплоть до часов работы великого писателя. Дело доходило до того, что Лев Николаевич не имел права, чтобы сосредоточиться, закрывать дверь в кабинет, потому что Соне хотелось видеть то, чем он занимается. Писателю по роду работы необходимо, чтобы новые впечатления не рассеивали внимание и, в особенности, необходимо, чтобы не менялась в кабинете обстановка, но Соня могла без согласия мужа снять висящий в кабинете портрет и заменить его другим, а то и вовсе ворваться и разорвать его в клочья.
Свою многолетнюю мечту сбежать Лев Толстой воплотил только в 82 года. Ночью (ночью!) он тихо разбудил верных ему в доме людей, стараясь не шуметь, они собрались и почти без вещей крадучись ушли из усадьбы. Толстой хотел убежать куда-нибудь далеко-далеко, так, чтобы супруга его там найти не могла, и для этого он со спутниками менял поезда (на каждой узловой станции заново брали билеты) и всячески старался оставаться незаметным. Однако организм Толстого не выдержал — всё-таки 48 лет совместной жизни с некрофилкой! — и величайший из писателей простудился и умер на станции Астапово.
Как могло случиться, что величайший писатель-психолог мог жениться на такой женщине? Можно было бы ещё понять, если бы женился он, скажем, лет в 19 или в 22, но в 34! Казалось бы, к этому возрасту, кроме глубоких познаний о противоречивости человеческого естества и лживости высказываемых мнений, могло бы прийти и самообладание. Как он мог ввести в свой дом такую женщину, да и любил ли он её? А если не любил Соню, то, в таком случае, кого?
У Сони было ещё две сестры: Лиза (старше Сони на год) и Таня (младше Сони на три года). Толстой ещё задолго до женитьбы был вхож в этот дом. Однажды он сказал своей сестре Марии:
— Машенька, семья Берс мне особенно симпатична, и, если бы я когда-нибудь женился, то только в их семье.
Мария Николаевна такое умонастроение брата одобрила и обратила внимание его на старшую, Лизу:
— Прекрасная жена будет, такая солидная, серьёзная, и как хорошо воспитана! — высказала своё мнение будущая монашка, спавшая не только с И. Тургеневым.
Разговор их подхватили, донесли до Лизы и уверили её, что граф её обожает и собирается жениться. Лиза, прежде равнодушная, размечталась и за графа идти замуж собралась. Она стала подолгу сидеть перед зеркалами, изменила причёску. По этому поводу Соня, в то время влюблённая в Поливанова, как могла издевалась над своей старшей сестрой и среди прочего говорила, что нежности, в которые та пустилась, ей не к лицу.
Лев Толстой записал в дневнике 22 сентября 1861 года: «Лиза Берс искушает меня; но это не будет. — Один расчёт недостаточен, а чувства нет».
Из этой записи мы, между прочим, узнаём, что в свои 34 года писатель, выделявшийся психологизмом своих произведений, так же, как и жеманные девицы того времени, считал, что самые важные в жизни взаимоотношения должны строиться на чувстве. Оставалось только дождаться, когда чувство это ему сделают.