Подопечный
Шрифт:
Ну вот. Про нас снова забыли. Троица сгрудилась к центру и начались воспоминания давно ушедших дней. Но занятно, честно скажу, занятно. Особенно те места, где упоминались души всем известных на земле личностей.
Ну да ладно. Я давно уже стоял на одной ноге, вторую засунув под коленку. Зинка, не обращая внимания на наготу, мелко постукивая зубами лезла погреться. Я не возражал. Мус последовал доброму совету и вскоре мы представляли небольшой такой тесный ансамбль стучащих зубчиков. Неплохо выходило. Наконец на нас соизволили обратить внимание.
—
Самое приятное, когда тебя никто не знает.
— Какая разница кто? Давайте их пока в комнату отдыха.
Наша судьба решилась. На ближайшее время и с довольно неплохим результатом. Комната отдыха, это вам не серные бани.
Когда нас уводили, краем уха я уловил несколько фраз интересной информации.
Тот, в очках, спрашивает:
— Ну и что Совет Безопасности?
— Они потеряли ценного агента на поверхности. А ключ запихали в клетку.
Расслышать, что там дальше, возможности не представилось, но и предоставленная информация представляла определенный интерес. Агент — тот, которого мы запинали. Ключ — скорее всего и есть гвоздики. Все за то. А вот где находиться клетка, большой и на сегодняшний день самый важный вопрос. Сложный? Согласен. И решать его придется мне. Нам.
Комната отдыха только называлась таковой. Как только мы ввалились в низенькие двери, нас тут же скрутили по ногам и рукам, подвесили на персональные дыбы последней конструкции и позволили немного отдохнуть. Ровно столько, сколько потребовалось неприятной твари состоящей преимущественно из рук добраться до стола, распечатать пакет и огласить вслух предписание.
— О, не повезло вам приятели! — не глядя на нас, воскликнул он всеми двумя ртами, — У вас, значица, побег с постоянного места прописки. Нехорошо. Порядок должен быть везде. Если сказано в контейнере мучаться, значит так тому и положено. А теперь придется отвечать. Ну вы не расстраивайтесь. До окончательного вынесения решения дня три, а пока у меня перекантуетесь. Отдохнете. Жирку нагуляете. А если хотите, психологическую подготовочку проведу, чтоб потом полегче было. Жизнь штука сложная. Я ж все понимаю. Не вы первые, не вы последние. Бывало приведут ко мне непокорного. Уж такого, что страсть. В контейнере сидеть не хочет, среда ему, видите, там не нравиться. Ну отдохнет у меня малехо, расслабиться. А потом как засунут в Клетку, — слушай Вася, слушай, да на ус мотай, — Он там и до ума доходит. Верните обратно, кричит. Не могу более. Да поздно. Кто в Клетку попал, тому назад дороги нет. Да вы не волнуйтесь. Вас может и не отправят. Таких как вы, отказчиков, обычно под станок укладывают. Ну ладно. Что-то я заболтался с вами.
Многорукий дядька отдал несколько распоряжений таким же как он, но помельче ростом, существам, взобрался на высокий стул и, то и дело сверяясь с записями стал развлекать и нас и себя.
— Вы ребята извините, но у меня практиканты сегодня. Если что не так, сразу говорите. А то ведь знаете, молодежь! Необузданна и неопытна. Ну все, поехали.
Ученики по команде многорукого закрутили рычажки, колесики и нас, привязанных и закованных стало разрывать на части.
Отдых длился два дня.
Практиканты попались старательные и дотошные. И больно обходительные. Как что, сразу подбегают: – "Дядь Вась? Ну как, больно?" Я естественно делаю мальчишкам приятное. Зубы стисну, слезы обратно затолкаю. Нет, говорю, ребятки. Все нормально. А они сорванцы радостно так завизжат и еще сильнее за колесики дергают. Аж косточки пластилином вытягиваются.
А многорукий уж больно сердобольный. Подойдет, бывало, за подбородок голову поднимет, в глаза заглянет, мокрые волосы со лба уберет. И практикантам своим советует. Так мол и так. Вот здесь полегче, все равно ничего не чувствует. А вот здесь килограмм на двадцать нагрузочку прибавь. Ничего что морщиться. Значит дело правильно делаем.
Зинаида сорвалась в первый же день. Полная потеря сознания. Висит безвольной куклой. Пытались было в чувство привести, куда там. Бестолку. Так что, Зинка, лучше всех устроилась. Ее почти и не "отдыхали".
А вот Мустафе пришлось более чем несладко. Он настолько оказался любопытным экземпляром, что его перетаскивали с одной разновидности дыбы на другой, творили с ним бог знает что. А старый многорук даже стал собирать частые замечания самого ангела обо всем, что с ним творили.
— Диссертацию хочу накатать, — вежливо пояснил он мне, попутно откручивая с правой руки мизинец, — Ты только посмотри, какой кладезь мудрости человеческой. Всенепременно, всеобязательнеше напишу. Ишь как завернул.
— Ангелы не плачут. Ангелы не сдаются. Ваших родственников на Колыму, — я, конечно, знал, что хранитель большой любитель поболтать, но такой слово отдачи не ожидал. Молоток.
Что касается моей скромной персоны, то ею в редкие часы свободного досуга лично занимался многорук. Должен сказать — виртуоз своего дела.
Ни в одной поликлинике вам не снимут кожу целиком со всего тела, не выстирают, не высушат, и уж конечно не налепят обратно. Многорук это умел.
— Правда, девяносто девять процентов потом дохли, но это не показатель, — оправдывался он, пока я страстно уговаривал его не делать этого прелестного опыта. Времени маловато. Да и рановато до генеральной чистки.
Многорукий вынужден был согласиться и милостиво порекомендовал мне провести комплекс оздоровления, носящий его имя. Я тут же согласился.
Мне сделали педикюр, маникюр, частичное выщипывание волос, массаж и все остальное.
В те редкие минуты, когда мое тело оставалось в относительном спокойствии, я старался разработать минимальный план освобождения из этого ада. Даже приятно говорить это слово в прямом, а не в переносном смысле. . Я чувствовал, что если дальнейшие наши приключения последуют по тому же уровню, то долго нам не протянуть. Но мысли, а тем более хорошие мысли, слишком своенравны. Они могут приходить, а могут и нет.