Подозревается в убийстве
Шрифт:
— Ты так думаешь? — неуверенно произнес Мальм.
Кольберг стоял молча, словно погрузился в размышления.
— Ты о чем это задумался, Леннарт? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— О Каспере. Он у меня из головы не идет. За ним гонятся, как за зверем, ему страшно. А ведь он скорее всего ничего такого не натворил.
— Об этом нам неизвестно. Или ты знаешь что-нибудь?
— Да нет, просто интуиция, как говорится.
— Ф-фу, — выдохнул Мальм. — Ну ладно, мне надо ехать в цепеу. Привет.
Он сел в штабную машину и покатил прочь. Но напоследок они еще раз услышали его голос:
— Постарайтесь, чтобы никто ничего не пронюхал, никому ни слова!
Кольберг сочувственно пожал плечами:
— Выходит, и начальником канцелярии быть не так уж сладко.
Они помолчали.
— Как самочувствие, Леннарт?
— Паршиво. Мне кажется, я что-то нащупал. Посмотрим. Но с какими людьми приходится работать!
Во вторник утром Леннарт Кольберг поднялся рано, надел халат, побрился, пошел на кухню и сварил себе чашку кофе. На этот раз он встал раньше детей, в комнате Будиль и Юакима было тихо. Гюн тоже спала, всего-то час назад уснула.
Накануне, после неудавшейся акции, он вечером никак не мог заснуть. Лежа на спине, пальцы сплетены на затылке, он смотрел во мрак и думал. Рядом тихо дышала Гюн. От станции метро доносился гул поездов, которые то останавливались, то снова набирали ход. Не первую ночь в этом году лежал он так, обдумывая одну и ту же проблему, но сегодня принял окончательное решение.
Около трех он вышел на кухню, достал банку пива, сделал себе бутерброд, и тут же следом за ним вышла Гюн. Потом они снова легли. И он поделился с нею своим решением, которое не было неожиданностью для Гюн. Они много раз обсуждали этот вопрос, и жена всецело его поддерживала. После возвращения из Сконе Кольберг ходил нервный, напряженный, и она чувствовала, что дело идет к развязке.
Часа два длился ночной разговор, наконец Гюн уснула, положив ему голову на плечо.
Когда проснулись Будиль и Юаким, он приготовил завтрак, покормил их, потом отправил обратно в детскую, строго-настрого велев не будить маму. Он не очень рассчитывал на силу своего запрета, дети слушались только Гюн, но надо же ей еще немного поспать.
Получив два поцелуя от сына и дочери, Кольберг отправился на работу.
В коридоре, на пути к своему кабинету, проходя мимо пустующей комнаты Мартина Бека, он, как и много раз до этого, подумал, что сотрудничество со старым другом — единственное, чего ему будет недоставать.
Повесил пиджак на спинку стула, сел, поставил перед собой пишущую машинку. Вставил в нее лист бумаги и отстучал:
«Стокгольм, 27 ноября 1973 года.
В Центральное полицейское управление.
Заявление об уходе…»
Подпер ладонью подбородок и уставился в окно. Как всегда в это время дня, магистраль была полна машин, которые в три ряда катили к центру. Глядя на кажущийся нескончаемым поток сверкающих легковых машин, Кольберг подумал, что, наверно, ни в одной стране владельцы не трясутся так над своими машинами, как в Швеции. То моют, то полируют; малейшая царапина или вмятина — целая катастрофа, скорей-скорей исправлять! Автомобиль стал важнейшим символом общественного положения, и, чтобы быть на уровне требований, многие без всякой нужды меняли старую модель на новую, даже если им это не по карману.
Внезапно Леннарта осенила какая-то мысль, он выдернул бумагу из машинки, разорвал на мелкие клочки и бросил в корзину. Живо надел пиджак и поспешил к лифту. Нажал кнопку с надписью «Гараж» — там стояла его машина, купленная семь лет назад, вся во вмятинах, — но передумал и вышел на первом этаже.
До Мидсоммаркрансена было недалеко; если бы окна его кабинета не выходили на Кунгсхольмсгатан, он мог бы, сидя за письменным столом, видеть район вчерашней неудавшейся операции.
За домом, где жила Магган, он увидел её бежевую «вольво». Правда, номер не тот, который ему сообщил Скакке. Однако номерной знак старого образца нетрудно было поменять, и Кольберг не сомневался, что машина та самая. Он записал номер и вернулся в здание полицейского управления.
Вошел в свой кабинет, сел за письменный стол, отодвинул пишущую машинку и взялся за телефон.
Автоинспекция не заставила его долго ждать ответа: названного номера в картотеке нет и никогда не было. Рядом с буквами, присвоенными Стокгольму, стояли слишком высокие цифры, до каких на деле еще не дошло. И не могло дойти, поскольку стокгольмские машины снабжались теперь новыми номерными знаками, с другим кодом.
— Спасибо, — озадаченно произнес Кольберг.
Он не ожидал так быстро получить подтверждение, что знак на «вольво» фальшивый, — электронные машины не внушали ему доверия.
Ободренный успехом, он снова взял трубку, соединился с полицейским управлением Мальмё и попросил пригласить к телефону Бенни Скакке.
— Инспектор Скакке слушает, — тотчас ответил задорный голос.
Скакке еще не свыкся с новым званием и с явным удовольствием произносил слово «инспектор».
— Привет, Бенни, — поздоровался Кольберг. — Небось сидишь и в носу ковыряешь. У меня для тебя задание есть.
— Вообще-то я составляю рапорт. Но это несрочно. А в чем дело?
Голос его звучал уже не так задорно.
— Можешь сказать мне номера шасси и мотора на той «вольво», что угнали в Веллинге?
— Конечно. Сейчас скажу. Подожди минутку.
В трубке было слышно, как Скакке ищет в письменном столе. Стук ящиков, шелест бумаги, какое-то бормотание, наконец голос Скакке:
— Нашел. Прочесть?
— Конечно, черт возьми! Зачем же я тебе звоню!
Он записал номера, потом спросил:
— Ты будешь на месте в ближайший час?
— Ну да, мне же надо рапорт дописать. До обеда провожусь. А что?
— Я позвоню попозже, — объяснил Кольберг. — Мне надо задать тебе еще несколько вопросов, но сейчас некогда. Пока.
На этот раз Кольберг не стал класть трубку, а только нажал рычаг, дождался гудка и набрал нужный номер.
В этот день все сидели на месте и несли службу исправно. Шеф государственной криминалистической лаборатории сразу взял трубку.
— Криминалистическая лаборатория, Ельм.
— Кольберг. Привет.
— Привет, привет. Ну что тебе опять?
По его тону можно было подумать, что Кольберг только и делает, что звонит и отрывает его от дела и вообще отравляет ему жизнь, хотя на самом деле Кольберг больше месяца с ним не разговаривал.