Подозреваются все [Мы все под подозрением]
Шрифт:
— А… нет, Юнона отпадает… — проворчал прокурор, сразу теряя интерес.
— Не в вашем вкусе? Возможно, но я думаю, что туда взглянули бы и вы. А Тадеуш был без ума от этой юной богини.
— Да, это объясняет… Интересно, что мы ещё узнаем? Пока возникает вопрос: а из окна амбулатории не было видно, что делается в конференц-зале?
— Это исключено. Все дело в том, что то окно находится ниже, поэтому от нас прекрасно видно, что делается там, а от них можно увидеть только того, кто выглядывает в окно. Это отпадает.
— Вернёмся к теме. Теперь он должен отпереть дверь кабинета и как можно быстрей выйти в приёмную так, чтобы его никто не заметил. Дверь он не отпер: или поглупел от волнения
— Сейчас, взглянем на эту решающую четверть часа…
Прокурор вынул свои записи, а я заглянула в наш график. Что происходило между 12.30 и 12.45?
Витек был в кабинете, что засвидетельствовала Иоанна, которая входила к нему за какой-то подписью. Вместе с ним были Ольгерд и Моника, которые сразу же ушли. Моника, возвращаясь в отдел, встретила по дороге выходящую оттуда Анку. Через минуту в кабинет вернулся Збышек и услышал голоса из конференц-зала. Витек взошёл. Збышек тоже вышел. Витек вернулся. Чёртова Иоанна снова заглянула туда неизвестно зачем, разве что для того, чтобы создать ему алиби. Збышек перешёл из центральной комнаты в санитарный отдел, причём точное время этого перехода подтвердить никто не мог, банда кретинов, такой ерунды не могли запомнить… Одни утверждают, что это было в конце куявяка [польский народный танец], а другие — во время ланолинового мыла, идиоты, слушали разные станции!.. Ядвиги все это время нигде не было, то есть никто не знает, где она находилась; сама же Ядвига утверждает, что была в туалете, а потом готовила себе чай. Веслав выходил из отдела хронологически в то самое время, когда Збышек входил к санитарникам. Рышард выходил перед этим, Каспер сразу после Рышарда. Гонки они себе устроили что ли?.. Судя по числу людей, которые мотались в таком маленьком помещении в такой короткий период времени, они должны были сталкиваться в коридоре!
Я заглянула в график прокурора и с интересом посмотрела на него.
— Ну и что? — нетерпеливо спросила я.
— В кабинете никого не было в течение очень короткого промежутка, около минуты. Да… Потом он уже не мог отпереть дверь. Даже запереть её мог только тогда, когда там никого не было, и трудно допустить, что он так удачно выбрал эту минуту. Разве что сам сидел в кабинете…
— Витек или Збышек?..
— Руководителя мастерской видела секретарша. Он мог бы выйти из кабинета, а затем вернуться через приёмную, но здесь был риск: в приёмной мог кто-то находиться, кто засвидетельствовал бы, что в это время никто не выходил, а следовательно, должен был выйти через кабинет. Нет, это ерунда, впрочем, он рисковал и в другом случае, могла войти секретарша, которую удивило бы его отсутствие… Напротив, другой, главный инженер, был один в кабинете, мог запереть дверь, выйти, увидеть, что приёмная пуста… У него был доступ и к ключу…
Збышек! Я не могу спасти Збышека! Это меня ужасно расстроило.
— Я ведь уже говорила вам! Говорила, что все указывает на невиновного человека!..
— Откуда вы знаете, что он невиновен?
— Знаюсь Знаю точно! Впрочем, вы меня прервали. Если убийца разговаривал в конференц-зале с жертвой, а Збышек их слышал, то уже поэтому он не мог быть убийцей!
— А кто сказал, что он действительно слышал? На каком основании мы должны в это верить? И кто сказал, что именно тот, кто разговаривал, — убийца?
— Не знаю, Боже мой, меня это не интересует! Говорю вам, что это не Збышек, голову даю на отсечение! Я предупреждала, что вся моя надежда на вас! Сделайте что-нибудь, он невиновен, ищите эту тряпку от дырокола! Прижмите Витека, он врёт с этим ключом… не знаю, что ещё сделать!!!
— Я вижу, вы очень горячо защищаете этого главного подозреваемого, — язвительно сказал прокурор.
— Потому что это единственный порядочный человек в нашем бюро! Он не делал этого, это исключено! Боже мой, неужели дойдёт до того, что я сама вынуждена буду вести это чёртово расследование!
— Счастливый человек, за которого так борется женщина…
— Лучше не нервируйте меня!..
В дальнейшем ходе беседы я дошла до такого состояния, что начала возводить напраслину на всех подозреваемых и не подозреваемых сослуживцев, выдумывая невероятные глупости, только чтобы отвратить его внимание от Збышека. Результат был совершенно обратный. Прокурор с явным удовольствием разбивал мои аргументы, выдвигая против Збышека неопровержимые доказательства его вины.
— Вас, видимо, многое связывает с этим паном, — сказал он любезно, но и ядовито одновременно, приглядываясь ко мне с большим интересом. Я, должно быть, действительно представляла собой необыкновенную картину: красная, растрёпанная, разгневанная, испачканная графитом от карандаша, демонстрирующая полную невменяемость. Мне хотелось в ответ сказать ему только одно слово — короткое, сжатое и нецензурное, но я, к счастью, воздержалась от такого поступка и вместо этого закричала:
— Но он смертельно влюблён!.. — и остановилась. Лояльность по отношению к Збышеку была даже сильней, чем гнев.
— В кого? — сразу же спросил прокурор.
— В одну женщину, — хмуро ответила я. — Не в мену уверяю вас. У него роман с женщиной, который длится уже давно, а я просто им покровительствую. А с ним меня связывает платоническая симпатия и взаимное доверие.
Теперь прокурор смотрел на меня так, как будто я окончательно сошла с ума.
— Он влюблён в другую женщину, а вы так его защищаете?! Прошу прощения, но я этого не понимаю.
— Ну и не понимайте. Я вижу, что человеческие чувства вам совершенно недоступны.
— Напротив, человеческие чувства мне хорошо известны, именно поэтому я и не понимаю.
— Ну, значит, я существо нетипичное. И что, вы меня за это посадите?
— Вас — нет, но, может быть, этого пана…
И все-таки в прокуроре было какое-то обаяние и незаурядный подход к женщинам, потому что он сумел снова привести меня в нормальное состояние. Ещё раз коротко мы суммировали с ним все выводы. Подозреваемых до сих пор было восемь человек, из них двое, по моему мнению, исключались по психологическим мотивам, двое — в результате деликатных наблюдений, а один не имел повода. Восьмой подозреваемый, Веслав, вообще не умещался в моей голове.
Наверх я вернулась в непонятном настроении. С одной стороны, я была подавлена всеми этими расследованиями, но с другой — красота прокурора, внимание, оказываемое мне, значительно поднимали мой дух. Поднявшись, я попала прямо на собрание, которое Витек устроил в центральной комнате.
Я уселась рядом с Алицией и, прежде чем успела отдышаться, услышала от неё сенсационную информацию.
— Я осчастливила их, — удовлетворённо заявила она. — Они роются в унитазе.
— Господи! Зачем?! С ума сошли?!..
— Нет, но раз они задают глупые вопросы, то слышат и глупые ответы.
Оставшись в мастерской, капитан, видимо в состоянии последней степени отчаяния, задал Алиции пагубный вопрос, а именно: он хотел узнать, не произошло ли в мастерской что-либо необычное со времени открытия убийства.
— Кроме того, что забило дамский туалет, я не заметила ничего особенного, — беспечно сказала Алиция, после чего дала им исчерпывающую информацию относительно нашего санитарного оборудования. Тот факт, что забило дамский туалет, вовсе не являлся чем-то из ряда вон выходящим, это происходило довольно часто: достаточно было выбросить туда огрызок яблока, как удобствам приходил конец.