Подозреваются все [Мы все под подозрением]
Шрифт:
— Сейчас. Но ведь… по ключу можно узнать. Он был такой… осклизлый…
— Был. Лежал там достаточно долго.
— Но ведь его должны были перед этим вынуть из вазона?
— Разумеется. Он мог его вынуть, использовать, не очищая, а затем бросить назад. Это был бы совсем неплохой замысел.
— А что Витек говорит о ключе? — спросила я.
— Он утверждает, что ничего не знает. Не пользовался ключом, не знает, где он находился и где находится сейчас.
Дьявол творил, что о ключе знают только убийца и я… До сих пор дьявол все время оказывался прав. Этот ключ видели все, он находится у милиции, может быть, в этом что-то есть? Витек говорит, что ничего не знает?.. Сейчас, по-моему, было что-то такое…
— Подождите, я должна сосредоточиться, — решительно потребовала я. — Что-то вертится у меня в голове.
Я опёрлась локтями о стол, закрыла ладонями лицо, смежила веки, стараясь что-то припомнить, хотя сама не знала, что именно. Было когда-то что-то, что не позволяет мне теперь верить, будто Витек ничего не знает о ключе… Только что именно? Несмотря на все усилия, результатов от моих размышлений не было никаких.
— Ничего, — покорно сказала я. — Не могу вспомнить. Склероз… Я должна спросить сослуживцев, может быть, они что-то припомнят, но уверяю вас, невозможно, чтобы Витек ничего не знал об этом ключе.
— Это снова всего лишь ваше личное предположение.
— Но ведь мы, черт побери, и пришли сюда для того, чтобы поговорить о моих личных предположениях!
— Ну хорошо, пусть будет так. Он запер эту дверь…
— Минутку, — прервала я его, — именно тут я хотела бы остановиться. Подождите, я хочу себе это представить. С какой стороны он запер эту дверь?
Прокурор удивлённо посмотреть на меня.
— Не знаю, — ответил он. — Мне очень жаль, но по ключу этого узнать невозможно…
Тут я поняла, что мой вопрос в любом случае лишён всякого смысла. Он не запирал дверь со стороны кабинета, потому что должен был ждать минуты, когда там никого не будет. Разве что это один из наших: Витек или Збышек. Но и им было бы легче пройти через дверь и запереть её со стороны конференц-зала. А если это был кто-то другой, тогда тем более… Я почувствовала, что начинаю теряться.
— Помогите же мне, черт возьми! — потребовала я с гневом. — Видите же, что у меня все перепуталось!
— Очень вовремя у вас все перепуталось! По показаниям секретарши никто, кроме этих двух панов, один в кабинете не оставался.
— Но то, что дверь была заперта со стороны конференц-зала, не вызывает сомнений. Потом он её не отпер, хотя, вероятно, собирался. Почему?
— Подождите. Вы считаете, что кто-то из этих двух панов или другой человек в любом случае запер дверь со стороны конференц-зала?
— Да. Вы сами сказали, что в кабинете никто, кроме них, один не оставался, а каждому из них было бы удобнее пройти через дверь, а потом запереть её за собой.
Прокурор задумался.
— Попробуем представить этот поступок так, как вы его представляете себе, принимая во внимание царящие здесь обычаи. Сначала кто-то снаружи…
— Кто-то снаружи должен был бы иметь ключ. Из ящика вынуть не трудно, а из вазона?..
Я тоже задумалась, а затем возвестила:
— Если бы кто-нибудь вынул его из вазона, это бы не прошло незамеченным, я уж не говорю о том, что после этого стояла бы ужасающая вонь. Ему пришлось бы сделать это поздно вечером и сразу идти домой, чтобы вымыться. Но содержимое вазона об этом не говорит. У вас есть где-то милицейские химики, спросите их, могли ли недавно потревоженные помои произвести потом такой эффект. Вас не было при этом… но спросите капитана!..
— Он мог вынуть его двумя неделями раньше, за две недели все бы уже осело.
— Не знаю, мушек, наверное, было бы меньше — ведь вылетел бы целый рой. Хотя я не представляю, в каком темпе они выводятся…
— Ну хорошо, это выясним. Допустим, что он вынул ключ из ящика, достаточно, что он у него был. Что дальше?
— Дальше он выбирает время… Ах нет, сначала звонит… Сейчас, сейчас…
Я сидела, уставившись на прокурора. Он, в свою очередь, приглядывался ко мне каким-то рассеянным взглядом, как будто только что думал о чем-то другом, а теперь снова пытается сосредоточиться.
— О чем вы думаете?
— Звонок был в 12.15, задушили его, самое раннее, пятнадцать минут спустя… Что это значит?
— Это значит, что убийца разговаривал с ним в течение пятнадцати минут.
— Это мне не нравится. Невозможно, чтобы убийца пошёл на такой риск. В течение пятнадцати минут он находится за пределами видимости окружающих, а потом совершает убийство? Это верх неосторожности!
— И все же мы не можем этого исключить. Каждое преступление является колоссальным риском. Действительно, разумнее было бы признать что звонил и разговаривал с ним один, а убил другой. Сейчас мы к этому вернёмся, а пока не отвлекайтесь. Оставим пока телефонный звонок и разговор и приступим к самому убийству.
— Ну хорошо, пусть будет так. Он выбирает время, когда в приёмной никого нет… Если это была Ядвига, ей было бы достаточно, чтоб не было Веси, но та, как известно, полдня просидела в центральной комнате, значительно облегчая совершение преступления. Итак, в приёмной никого нет, он входит в конференц-зал и запирает дверь на ключ…
— Мне это кажется довольно бессмысленным, — неохотно сказал прокурор. — Разве вас не удивило бы, что кто-то входит в комнату и запирает дверь на ключ?
— Удивило бы, ну и что из этого? Во-первых, он запер только одну дверь, а во-вторых, даже очень удивлённая я не бросилась бы бежать с испуганным криком. Я ждала бы, что будет дальше, а он в это время мог спокойно оглушить меня дыроколом.
— А сначала ещё попросил бы, чтобы вы любезно повернулись спиной…
— О Боже, вы снова не все знаете! Со мной бы такой номер не прошёл, но с Тадеушем!.. Из окна нашего конференц-зала прекрасный вид на окна нашей амбулатории, а там работает необыкновенной красоты медсестра. Нет такого мужчины в нашей мастерской, который не обернулся бы, если бы кто-то крикнул: «О, прекрасная Зося в окошке!» — Ах, так? — внезапно заинтересовался прокурор. — Действительно такая красивая?
— Да, — с жаром ответила я. — Рост метр семьдесят, прекрасная фигура, брюнетка, истинная Юнона!