Подпорченное яблоко
Шрифт:
Люди вокруг вопили и кричали, кто-то визжал, все бежали подальше от того места, где лежал Гиббонс, но Лоррейн не могла сдвинуться с места. Ей удалось оторвать ногу от пола и на дюйм приблизиться к мужу, но подойти к нему она не могла. Ее тело будто налилось свинцом, и она могла только смотреть на распростертого Гиббонса. Ни кричать, ни стенать, ни рыдать – только смотреть. Все это она уже видела раньше, в ночных и дневных кошмарах. Страх, что это может когда-нибудь случиться, подстерегал ее в свободные минуты, сжимая душу, не желая исчезать. Ей удавалось справиться с этими приступами страха, в конце концов
Вот она и вдова, одна из тех, кто носит черную вуаль, кому отдадут на память флаг, которым был покрыт его гроб, свернутый в аккуратный ужасный треугольник. Как Джекки Кеннеди много лет назад. Как жены убитых полицейских, которых она видела по телевизору. Только на этот раз на кладбище будет она,а не кто-то другой. Гиббонс наконец сделал то, за что она так часто проклинала его в прошлом, проснувшись ночью с бьющимся в панике сердцем. Он сделал ее одной из многих. Он сделал ее скорбящей вдовой.
Она не сводила глаз с застрявшей между хромированными прутьями табурета руки. Будь ты проклят, Гиббонс.
Глава 11
1.01 дня
– Так ты не умер?
Гиббонс слышал голос, но смысла слов не понимал. Он моргал глазами, пытаясь прогнать мутную пелену. Он чувствовал, что вокруг что-то происходит: крики вдали, рыдания рядом, звук бегущих ног, – но понять ничего не мог: глаза его все время закрывались. Ощущение в груди было такое, будто кто-то пытался пробить ее телеграфным столбом. С животом дело обстояло не лучше. Его тошнило. Но все не так плохо, как он думал, – если это могло служить утешением. Он все еще ощущал последствия удара пули, но особой боли не было. Он закрыл глаза, чтобы комната перестала кружиться, и бессознательно потрогал языком больной зуб. Удивительно, но и он не болел. Тут он вспомнил, что только что принял болеутоляющую таблетку, ту, что принесла Лоррейн.
– Ты не умер.
Он открыл глаза, узнав наконец голос Лоррейн.
– Я думала, ты умер, – сказала она. Она выглядела печальной и разочарованной.
Он уставился на нее, стараясь не закрывать глаза. Он совершенно не понимал ее. Она стояла возле него на коленях, но не казалась особенно счастливой оттого, что он остался жив. Он сел.
– На мне жилет. Так полагается при задержании. – Расстегнув пуговицу на рубашке, он показал ей край желтовато-коричневого пуленепробиваемого жилета. – Кровь есть?
Она приподнялась на коленях и осмотрела его с головы до ног, потом снова пригнулась и проверила ноги. Покачала головой:
– Ничего не вижу.
Гиббонс кивнул, но понять ее так и не мог. Странная она. Нужно бы радоваться, что он жив. Что, черт возьми, с ней такое?
Через жилет он ощупал грудь и бок, пытаясь определить, куда именно ему попали. Похоже, несколько ребер треснули. Ощупывая бок, он наткнулся на пустую кобуру и внезапно подумал об экскалибуре. Он осмотрел пол вокруг, вспоминая, что выхватил револьвер перед тем, как его подстрелили. Он не мог далеко укатиться. Но где он, черт подери?
– Лоррейн, ты не видела мой револьвер?
– Он у меня.
В нескольких футах позади Лоррейн стоял Живчик Дефреско и держал в руке экскалибур, нацелив его в голову Гиббонса. Гиббонс не верил своим глазам. Долбаный Живчик Дефреско, этот кусок дерьма, держал в руке его револьвер, револьвер, которым он пользовался все время, что работал агентом ФБР. Ну и наглец! Он не мог в это поверить.
– Отдай мой револьвер, – сказал он. Если бы он мог дотянуться до этого ублюдка, он свернул бы ему башку.
Живчик засмеялся:
– Очухайся, парень.
Гиббонс нахмурил брови.
Живчик вдруг решил изобразить из себя крутого парня, но попытка выглядела жалко. Этот кусок дерьма все так же сутулился и подергивал головой, не решаясь взглянуть Гиббонсу в глаза. Он вел себя еще более странно, чем Лоррейн. Может, я все-таки умер и уже в аду, подумал Гиббонс. Или в огромной палате для умалишенных, похожей на универмаг «Мэйси».
– Я сказал, отдай мой револьвер, ты, кусок...
– Заткнись! – Громила Тони Беллза, парень с огромной челюстью и пустым взглядом, навис над Гиббонсом сзади. У него тоже был пистолет. Гиббонс только посмотрел на него. Черт, наверное, я точно в аду.
Лоррейн переводила взгляд с одного пистолета на другой, не особенно встревоженная. Гиббонс не мог ее понять. Либо она делала вид, что этих двоих придурков здесь нет, либо – что здесь нет ее. Или она просто смирилась с мыслью о том, что эти двое застрелят сейчас и ее, и ее любимого мужа? Гиббонс совершенно не понимал ее.
Живчик все время подскакивал и дергался, как мячик.
– Стенли, давай сматываться. Пошли.
– А как же мой двоюродный брат? – с нажимом спросила Лоррейн. – Как же Майкл?
– А что Майкл? – огрызнулся Живчик, будто обидевшись на этот вопрос. – Пошли, Стенли. Надо уходить.
Лоррейн пристально посмотрела на него, заставив его отвести взгляд.
– Вашего дружка, того, что увел Майкла, найдут. Обязательно.
Громила Стенли прищурился:
– Кто? Кто это найдет «моего дружка»?
В голосе Лоррейн звучал вызов:
– ФБР, вот кто. Майкл – специальный агент ФБР. Вашего дружка выследят и найдут Майкла.
– Ах, черт, – забормотал про себя Стенли. – Я же говорил, чтоб он не надевал на них наручники. За похищение дают большой срок. Я говорил ему. Я говорил ему, что не хочу участвовать в похищении. Я говорилему, что не пойду, если они будут в наручниках.
Гиббонс готов был заорать на Лоррейн за то, что она раскрыла Тоцци, но тут ему пришло в голову, что, очевидно, его уже и так раскрыли. Иначе зачем было надевать на него наручники?
– Стенли, не слушай ее. Пошли, давай сматываться, пока нас не застукали копы. – Живчик готов был выпрыгнуть из кожи.
– Заткнись, а? Я думаю.
Должно быть, этот процесс давался Стенли с трудом, так как лицо его сморщилось и скрутилось, как шоколад, который вливают в ванильное молоко. Мозг его был, очевидно, той частью тела, которой ему приходилось пользоваться реже всего.