Подразделение 000
Шрифт:
— Боб, прекрати свистеть!
Если бы охрана натянула бы на голову принца связь-корону, тогда совсем другое дело. Пара запросов в координационный центр и вот вам ваш голубчик заморский. Держите. Даже пыль протерли.
— Боб, я кому сказал! Во время работы свистеть нельзя по уставу.
Второй номер пожал плечами, но свистеть перестал. Зря я, наверно, так с ним. Свистел он свою американскую национальную мелодию. Никого не трогал, и меня в том числе. И даже хорошо свистел. С переливами. Вот только что за песня такая знакомая?
— Боб! Ну-ка свистни первый
Второй номер только под дулом личного оружия согласился просвистеть первый куплет.
— Фьють, фьють, фьють, фьють, фьють — фьють — фьють… Хватит, или командир решил до утра издеваться.
А я уже не слушал ни свиста американца, ни его нытья.
Мысль, скакавшая в мозгу загнанным кенгуру, наконец-то остановилась и позволила рассмотреть себя во всем блеске.
Эта песня… Точно. И слова… Как там… Если кто-то позовет меня с собой, я пойду и день и ночь. Даже если хреновые будут приметы, типа распустившихся, где попало цветов.
— Команда! — взревел я голосом, от которого застыла охлаждающая жидкость в охладителях ядерной топки спецмашины. — Срочный разворот! Срочный, черт вас всех побери! К пляжу! Немедленно!
Милашка всегда чувствует, когда командир приказывает от души, а когда от сердца. С душой еще можно поспорить, а вот с сердцем шутки плохо. Тут или в металлолом, или выполняй все, что тебе прикажут.
Говорят, что разворачиваться на пяточке размеров сто на сто метров учат спецмашины специальные инструктора. Не знаю, не знаю. Милашка мне об этом ничего не говорила, да я и не спрашивал. Личная жизнь каждого члена экипажа святое дело. Тем не менее, я несколько удивился, когда после полученной к развороту команды, спецмашина подразделения 000 моментально скинула скорость до нуля, сиганула на месте и приземлилась на колеса и гусеницы строго в обратном направлении. У нас с Бобом только зубы клацнули, да шеи немного выкрутило.
— Разворот совершен, — абсолютно бесцветным голосом сообщила Милашка. — Цель — пляж. Выполняю.
— Командир, что случилось? — Боб старался перекричать свист ветра в открытых боковых окнах.
Я не отвечал. Подставив лицо летящему навстречу ветру, я лишь загадочно улыбался. Уверенность в том, что мы найдем принца, уже не покидала меня. Потому, что я понял, о чем хотел сказать старый учитель.
Милашка тормознула практически точно в указанном месте. Рядом с кучей одежды, возле которой теперь стоял только Директор.
— Ты услышал мой голос, майор Сергеев? — улыбнулся он мудрой от времени и опыта улыбкой.
— Как вы догадались, товарищ Директор? — воскликнул я, позабыв отдать честь.
— Поживи с мое, сынок, — ответил Директор, отмечая в своем ноутбуке о сделанном нижестоящему офицеру замечании.
— Но я думал…
— Запомни три правила, сынок. Не учи отца общению с женщинами. Начальник потому и начальник, что думалка лучше работает. Вперед Директора в приемную не лезь. Последние два к делу не относятся, но запомнить их не помешает. Каковы ваши действия, майор Сергеев.
— Мои действия… — я скосил глаза на спустившихся по эскалатору американца и все-таки разбуженного Герасима. Совесть, видать, у Милашки взыграла. — Мои действия в данной ситуации следующие. Представить себя иностранным принцем, у которого через два часа коронация и проследовать по его маршруту. Полностью, так сказать, вжиться в образ Объекта.
— Не совсем то, о чем я думал, но то ж сгодиться. — Директор подумал, и стер в личном ноутбуке замечание нижестоящему офицеру, заменив на отметку о сообразительности последнего. — Что ж, майор Сергеев, действуйте.
Под недоуменными взорами всех собравшихся, я неторопливо скинул с себя все обмундирование. Оставил только связь-козырек. От солнца палящего прикрываться.
— Команде прекратить пялиться на командира и занять места, согласно рабочему плану. Товарищ Директор приглашается в Милашку почетным гостем. На время отсутствия командира, старшим никого не назначаю. А чтоб неповадно было. Связь держать постоянно. Следовать за мной не ближе двухсот метров. Выполнять.
Милашка с погрузившимися на нее командой Директором и, послушно отползла на двести метров. Я остался наедине с горячим песком, ласковыми волнами и вещами принца.
Распластавшись на песке, я закрыл глаза. Представил себя принцем. Представлялось, правда, не очень хорошо. Совесть русского человека не позволяла занимать чужое место. Но я приказал себе — надо! И подумал, как хорошо быть принцем. Правда, для этого пришлось за один присест осушить три двухлитровых пакета с пивом. Боб притащил из личных запасов.
Спустя полчаса я неожиданно почувствовал, что хочу сходить туда, куда и пропавший принц. Благо, дорожку он протоптал заметную. Держась одной рукой за бетонную стену, второй придерживая кое-какие растревоженные мысли, я потопал прямиком к лесополосе. Принц принцем, а дорожку прямую выбрал, словно по линейке прошелся.
Добравшись до гранитного камня, на который кто-то рассеянный вывалил кучу венков и цветов, я позволил себе немного подумать. Минут пять не больше. Как раз столько, чтобы успокоить растревоженные мысли и вступит в контакт с образом Объекта.
Если интуиция меня не подводит, а она меня вообще никогда не подводит, правда, редко посещает, то Объект в этом месте потерял ориентацию и решил перепрыгнуть через так называемый ручей. Прыгаем и мы. Главное, чтобы Милашка не передумала через ручей перебираться. Для нее, как и для каждой мыслящей машины нанести вред рыбкам хуже должностного преступления.
По осторожному треску за спиной я понял, что верная спецмашина пренебрегла безопасностью рыбок и благополучно пересекла водную преграду. Интересно, будут ли после этого в ручье рыбки водиться?
Придерживая все время спадающий связь-козырек, я взобрался по зеленому склону и вышел на обочину скоростного проспекта. Мимо, с тяжелым воем обиженных жуков, проносились машины частных налогоплательщиков. Порыкивали общественные автопоезда, противно гундели гунделевозы. Поперек нагретого солнцем пластика проспекта отчетливо виднелась цепочка человеческая следов.