Подразделение 000
Шрифт:
— Милашка, как там Директор?
— Бегает по берегу, ломает оборудование, распугивает комаров. Третий номер сообщает, что подходить к нему не намерен. Боится.
Герасима понять можно. У нашего Директора рука тяжелая. В прошлом году заступился в подземке за женщину. Ее пресс-турникетом зажало. Станция подземки до сих пор выведена из строя. Капитальный ремонт за счет заведения. То есть Службы.
— Уводи Герасима. Пока Директор американца в лучах славы наблюдает, с ним бесполезно разговаривать.
— Я же говорю, срочно ликвидировать, — отучить спецмашину подразделения 000
— Мм, — едва забежав в кабину Герасим бросился к аптечке, где хранился неприкосновенный запас американца. За отсутствием кровоостанавливающего пластыря ему пришлось воспользоваться черствой маковой булочкой. — Мм!
— А я говорил, близко не подходи, — соврал я, разглядывая расквашенный нос третьего номера. — А нейтрализовать Директора, мы тоже не можем. Устав не позволяет на вышестоящее начальство руки поднимать.
— Мм.
Иногда Герасим говорит так тихо, что его невозможно понять. Хоть переспрашивай.
— Милашка, проверь частоты американца. Если отзовется, постарайся вернуть его в родной коллектив. Только пусть вдоль берега не идет. Лучше по лесу. Спрячешь его в грузовом отсеке до вечера. Может Директор к тому времени отойдет.
— Не отвечает он, командор, — вздохнули динамики. — Я так понимаю, что пора звенеть сигнал «человек за кабиной»? Да и клаксоны, что мы три дня назад на нефтяную вышку выменяли, пора опробовать.
Верно Милашка говорит. Поверка сигнальных клаксонов увлекательное и полезное для дела занятие. Проверим и посмотрим, не обманули ли нас при обмене. Тоже.
— Командир в кабине! Всей оставшейся команде сидеть в личных креслах! Спецмашине трубить сигнальными клаксонами «человек за кабиной»! И, пожалуйста, кто-нибудь уберет от меня этого пингвина? Достал со своей тухлой рыбой.
Впервые за долгие годы работы в подразделение 000 вверенная мне команда занималась спасением не отдельно взятого налогоплательщика, а сотрудника Службы. Тяжелый груз ответственности лег на плечи команды. Рядом с нами погибал наш друг, товарищ, и практически брат. И смерть его, не дай бог конечно, ляжет несмываемым пятном на обшивку спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать. Могут и премий лишить.
Я, собственно, о Директоре говорю.
Непосредственное начальство с пеной на губах каталось по берегу. На короткие секунды он приходил в себя, бросался к перископу, смотрел на веселящийся вокруг американца массы, и вновь впадал в яростную кому. Правда, до того, как свалиться, он успевал верно указать направление очередной группе, желающей пожать руку «знаменитому спасателю Роберту Клинроузу».
Сигнальные клаксоны меня разочаровали. Их писк даже не разбудил успевшего заснуть Герасима. А комары, решившие оставить в покое «невкусную» Милашку, бросились на спецмашину, словно услышали брачный писк единственной в лесу самки. Успокаивало одно, та нефтяная вышка была на самом деле геодезической треногой, обменянной в свое время у геологов за три ящика полезных ископаемых в виде хлама из желтых самородков.
— Итак! — заложив руки за спину я принялся неторопливо расхаживать по кабине, все время спотыкаясь на спящего Герасима, который не успел добраться ни до своего креста, ни, тем более, до спального отделения. — Вопрос на сегодняшнюю минуту один. Как спасти Директора от полной депрессии?
Милашка, создав в кабине уютный полусумрак, внимательно слушала, помигивая глазками внутренних камер.
— Кажется, ответ на мой вопрос лежит на самой поверхности. Вернуть второй номер в родную среду и запретить впредь показываться на глаза налогоплательщиков. Отстань! Не надо мне твоей рыбы!
Пингвин обиженно шмыгнул клювом и ушел в грузовой отсек, волоча на веревке заснувшего от перидозировки кислородом карасика.
— Поэтому, как командир спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать вижу лишь один выход из создавшегося положения. Милашка, срочно обеспечить мне связь с американским посольством.
Пока спецмашина работала, я выглянул в форточку, чтобы выяснить, на какой стадии психоза находится Директор.
Живописный берег реки превратился в перерытый участок строительства, который покинули строители. Выкорчеванные пеньки, разбросанная снасть, переломанные удочки, клочья пены на вытоптанной, выдерганной, выкусанной и свежевспаханной траве. И посередине этой свалки, Директор. В том же состоянии, что и во время дерзкого нападения на Герасима.
Совсем иная картина наблюдалась ниже по течению. Аккуратная пластиковая тропинка петляет между деревьями и выходит на площадь, где толпятся налогоплательщики. Лотошники раскладывают одноэтажные палатки. Торгуют жареной рыбой, вареной колбасой и ноутбуками для автографов. Посередине площади стоит раскладной столик из красного дерева, за которым сидит Боб и раздает автографы.
— Американское посольство на связи, командор. Просят вести переговоры за наш счет. Соглашаемся?
— Нищета. Соглашаемся. Переведи со счета Службы и оплати счета на год вперед. Потом спишем на Директора. Окажем американскому народу братскую помощь. А почему изображения нет? Стесняются?
— В Америке в этот час Каламбия Пикчерс наши боевики крутит. Вот канал и забит.
— Давно пора научиться свои фильмы снимать, — проворчал я, прекрасно понимая, что Америке до нашего уровня еще учиться и учиться. Чего только стоят такие русские фильмы, как «Полет над курятником», «Девять с половиной лет», «Уродка», «Терморегулятор». Американцы с их отсталой техникой сняли только один стоящий фильм, «Нью-йоркский бакалавр», да и тот, на наши деньги.
— Счет оплачен. Связь ровная.
— Мыша, — попросил я, усаживаясь в кресло водителя. — Ты переводи, ладно? А то я только английский знаю. Поехали. Скажи американцам, что русская служба просит оказать содействие по возвращению бывшего американского подданного Роберта Клинроцуза в кабину спецмашины подразделения 000.
Милашка погудела приемно-передающими микросхемами.
— Отвечают, командор, что согласны. Но выставляют ряд требований. Перечислять по порядку, или в порядке наглости?