Подруга мента
Шрифт:
— Паша?
Ну идиотка же, неисправимая идиотка. Зачем Пашу сейчас упомянула? Чтобы в ходе скандала сочетать мужской онанизм с женским? Я сбивчиво залопотала что-то про бандитизм, стаскивая джинсы. Оглянулась. И заплакала. Изголодавшийся без моей стряпни Измайлов уписывал остывшую санаторскую отраву. Однако когда я, взяв полотенце, пообещала принять душ, Вик живо проглотил последний имитирующий нечто мясное шарик и отсек меня от двери:
— Не уходи.
— Тут такое происходит, милый. Я должна тебе рассказать.
— В перерывах, все доклады в перерывах, — распорядился полковник.
Вот
Вик информировал меня о сыне и родителях лаконично, но исчерпывающе. Замялся и все-таки нанес последний словесный мазок:
— Севу и твою маму Игорь свозил в больницу. Малыш передал отцу подарки. Твой уже почти поправился.
— Ты мой, — премировала я его за великодушие.
И не прогадала. Измайлов объявил о сокращении перерыва. Может, на кухне осталась еще порция биточков?
Потом Вик курил и слушал. Для начала про коряги и домик над ключом. Должна же я была с кем-то поделиться восторгом. Он не поленился встать и исследовать группу кикимор. Я ждала восхищенных возгласов. А огрубевший Измайлов только взвесил в руке пепельницу и завороженно молвил:
— Ты прелесть. Если бы не уважение к примитивному искусству, могла ведь и этой деталью пня звездануть.
Я представила себе использование «детали пня» в качестве дубины. Нет, не решилась бы. Затем подробно изложила ему свои впечатления. Разумеется, я переиначила интимное притворство с Крайневым. Получилось, что Паша заснул, мы с Инной отправились ко мне, а Валерий — прошвырнуться вдоль здания. Я не столько оберегала Вика от беспочвенной нервотрепки, сколько пыталась соблюсти меру: мне предстояло фискалить на напарника.
— Наверное, это гадко, но меня смутило, как Крайнев произнес про труп спасавшегося коммерсанта: «Положим, гораздо левее»… Естественней было сказать: «Мне указали левее». И еще, Вик. Его слова о невезении здесь. Будто он каждый отпуск проводит в «Березовой роще».
— Не забивай головушку ерундой.
— Мне самой это неприятно. Так что, как велишь.
— Продолжай.
— Что?
— Покорствовать мне и потворствовать. Возбуждает.
— Вик, натянуто получилось. Извини. Теперь твоя очередь признаваться, каким образом ты тут очутился. А ты и не собираешься.
— Ты — человек запрограммированный на самоуничтожение, Поля. Почему бы тебе не поверить в то, что я соскучился? И не показать мне, как ты соскучилась? Просто, понимаешь, просто. От женщины, милая, лесом пахнет, когда она лежит, как бревно. Последнее — цитата.
Полагая, что раззадорил меня намеком, Вик потянулся ко мне, но я начала отбиваться. Вот оно! Щеки заполыхали, замолотилось, кажется, о грудину и лопатку сердце и стоном выплеснуло изнутри все сомнения до единого.
— Вик, отстань! У меня озарение. Я его уже много-много дней ждала, желала, жаждала. Это кайф. Июльский лес, бревно, из-под него высвобождаются незабудки. Мне было лет семь, когда я поразилась их красоте и упрямству. Валентин Петрович в халате, на кармане вышиты незабудки.
— Родная, ты удовлетворяешься воспоминанием о халате Валентина Петровича? Мало тебе нужно.
— У Инны на кармане вышиты точно такие же незабудки, Измайлов!
— Это уже извращение, Поленька.
— Вик, я тебя люблю за своевременную цитату! Ты ревновал,
— Так ты отныне только в шкафу кайфуешь? Предупреждать надо.
— Там висели халаты пассии мужа Они-то и не давали мне покоя!
— Не захватил с собой парочку, прости…
— Вик, прекрати. На них тоже незабудки! А сейчас внимай…
Пока я повторяла историю Инны, полковник несколько раз порывался выброситься из окна.
— Измайлов, елки-палки, неужели не доходит, что подруга Инны — любовница Валентина Петровича? Что ушла она от него к моему бывшему мужу, застукав с Лизой? Что муж и Лиза — черные мужчина и женщина? Вдруг она догадывается, как именно Бог восстанавливал справедливость по ее просьбе?
— Да ты тут совсем свихнулась, Поля. Или специально меня доводишь до исступления. Довела, сдаюсь, признаюсь во всем. Сегодня вечером Валентин Петрович неожиданно собрался отдохнуть тут у вас по соседству. Снял номер, не в пример твоему, шикарный, на два дня. Утром я поселюсь рядом с ним, Игорь устроил. Далее, в квартире одного из арестованных громил мы нашли башмаки, подошвы которых наследили под навесом возле машины Шевелева. Младший брат второго подвизается в фирме Валентина Петровича. Уже можно работать. К сожалению, по убийству Лизы и покушению на твоего благоверного ничего нового. Довольна?
— Вик, что им надо на заводе?
— Это никому неизвестно. Похоже, сейф будут вскрывать. Шевелев один им пользовался, когда наезжал с ревизиями.
— А незабудки?
— Детка, милая. На каком основании мы можем потребовать у людей домашние халаты? Ведь надобно убедиться, что вышивки одинаковые. Надо убедиться, что Валентин Петрович ублажал и подружку этой лысой девицы, и Лизу. Скорее всего твоя Инна скопировала у кого-то узор. Единственное, что я могу для тебя сделать… Для себя сделать…
Он вытащил из куртки телефон и позвонил в коттедж Игорю:
— Капитан, прошу прощения за позднее беспокойство. Нельзя ли осмотреть халаты хозяина? Вышиты на карманах незабудки? Нет, я здоров, благодарю за заботу. Нет, до утра мне не дотянуть без этих сведений.
Минут через пять он сердито бросил мне:
— Не смотри на меня как на вершителя судеб. Пометила она бельишко твоего цветочками, пометила. Ты обладаешь поразительной способностью запутывать следствие и разбазаривать наше время.
— Вик, домработница Валентина Петровича ненавидит бывающих у него женщин…
— А пошла она… Мне пора.
Я вцепилась в него намертво.
— Прорвало, — констатировал Измайлов и перестал спешить.
Проснулась я в половине девятого. Прохладный ветер пузырил занавески. Вика в комнате не было.
Глава 18
Завтрак полз, как насекомое по коже, и ощущения вызывал сходные. После него я решила пропустить массаж, но обнаружила, что некоторыми группами моих мышц Измайлов пренебрег. Водные процедуры по расписанию оказались тоже в первой половине дня, и санаторная тягомотина захватила меня в плен. Зато отобедали мы шоково. Началось все с Инны, которая заявила, что не сможет завтра присутствовать на пирушке.