Подруги Высоцкого
Шрифт:
Великие мыслители и творцы напряженно размышляли о смысле жизни, о неотвратимости смерти, о гибельных мгновениях и о залогах бессмертия – во все времена для художника это были задачи самые ответственные. Но верно ли поступали мы, сегодняшние, отдавая прерогативу в столь масштабных размышлениях Шекспиру, Пушкину, Достоевскому, Толстому, Баху, Бетховену, коль скоро нам выпала возможность на современном материале, в подробностях неостывших жизненных условий поставить все тот же, не оставляющий людей в покое, вновь и вновь возникающий перед ними (перед нами) вопрос – значит, выполнить эту работу было нашим долгом перед
В 1978 году, находясь в Болгарии, она посетила прорицательницу Вангу. Та говорила ей о скорой смерти, предостерегала, что особенно опасным для Ларисы будет лето следующего года. Так и сказала: «Лето и машина». Услышав ее слова, Шепитько в тот же день вместе со своей болгарской подругой, режиссером Веселиной Геринской отправилась в храм на Шипке, долго молилась, а потом взяла клятву с Веселины, что в случае ее смерти подруга позаботится об Антоне…
По возвращении из Болгарии Лариса случайно встретила в Доме кино своего старого институтского приятеля Леню Гуревича.
– Привет! – сказала она. – Знаешь, я скоро умру.
Сказала, как всегда, на бегу, на лестнице: опаздывала на чью-то премьеру.
– Не дури! – рявкнул Гуревич тоже на бегу. – Что за блажь?!
– Я серьезно, мне Ванга предсказала.
– Больше слушай! – окончательно рассердился Гуревич. – Посмотри, на тебя все оборачиваются: молодая, красивая!
– Ты же не веришь, – как-то грустно усмехнулась она.
– Валентин Григорьевич?
– Да, это я.
– Вас беспокоит кинорежиссер Лариса Шепитько. Я хотела бы с вами встретиться, обсудить вопрос экранизации вашей повести «Прощание с Матёрой». Она меня очень заинтересовала. Где и когда возможна наша встреча?.. Хорошо, я буду…
«Мне захотелось познакомиться с Распутиным, – говорила Лариса, – заглянуть ему в глаза, увидеть: он это или не он? Правильно ли я его понимаю. Может быть, есть в нем что-то такое, что созвучно со мной. Мы с ним встретились, и я поняла, что он – это он. И он дал мне моральное право не бояться отступать от повести, применить ее к себе, к кинематографии…»
Иркутский писатель Валентин Распутин, бывавший в Москве наездами, после немалых сомнений согласился встретиться с ней. «Я пришел на эту встречу, – рассказывал он, – с двумя, так сказать, задачами: во-первых, посмотреть на режиссера Шепитько, буквально поразившую меня картиной «Восхождение», и, во-вторых, постараться не отдать свою «Матёру» в кино даже такому режиссеру, как Лариса Шепитько… Просто мне хотелось оставить «Матёру» в своем собственном, родовом жанре, в прозе, оставить лишь для читателя…»
У него были на то свои, так скажем, почвенные соображения. Но Лариса переубедила его очень скоро. «Вернее, она не убеждала, нисколько не убеждала, – говорил Распутин, – а стала рассказывать, каким представляет себе этот фильм, и говорила так живо и горячо, взволнованно, что я и забыл, что хотел не отдавать «Матёру»…»
Писатель был убежден, что таких талантливых людей в своем деле, натуры особенной, выделенной среди многих высокой, точно дарованной духовностью, очень мало. «Как правило, судьба не дает им жить долго (они ее хорошо чувствуют), и в этом тоже какой-то свой смысл, который мы не можем или
Распутина поразила феноменальная одержимость, полное самозабвение и сходное отношение к проблемам, ее ум «по-мужски точный, по-художнически богатый и по-женски красивый». Но окончательно покорило Распутина ее желание выделить проблему ответственности не только общества в целом, но и каждого поколения в отдельности за все, что мы делаем на Земле: «Это будет не прощание с прошлым, потому что я не хочу с ним прощаться. О становлении этого прошлого как духовной потребности, как части нашей сегодняшней и будущей жизни…»
«На свою беду, я сам насоветовал ей это снимать, – печалился Элем Германович. – Она готовилась делать «Село Степанчиково». У них с Наташей Рязанцевой был готов сценарий, и они, можно сказать, были уже почти что в запуске. Но Лариса, видно, еще колебалась, окончательного решения не принимала. И вот сидим мы втроем на кухне, с нами наш сын Антон, еще маленький совсем. И идет у нас такой вроде полушутливый разговор, игра такая – мы объясняемся через Антона. Лариса говорит ему: «Спроси папу, какой фильм мне все-таки делать». Я отвечаю: «Передай маме, что «Село Степанчиково» ей делать не надо». – «А ты спроси у папы, почему не надо?» – «А потому не надо – скажи маме, – что для того, чтобы «Село Степанчиково» делать, надо иметь чувство юмора. А у нее – нету». – «А ты спроси, Антоша, что же тогда маме делать?» – «Скажи маме, что ей надо делать «Прощание с Матёрой». Если она хочет после «Восхождения» подняться куда-то еще выше, то это как раз для нее…»
Все тот же Виктор Демин видел Шепитько в день, когда вопрос о «Матёре» был уже официально разрешен. «Она была счастлива, но вовсе не светилась весельем. Была в ней лихость, высокое какое-то смирение, как бы боязнь расплескать все то, что сходилось, сливалось, накапливалось, или опаска спугнуть случай неуместным суесловием».
Приступая к работе, она уже строила планы на будущее, загадывала: сразу после «Прощания» снимать «Записки из мертвого дома» по Достоевскому. Сначала «Прощание», потом «Записки из мертвого дома»… Мистика какая-то…
Кстати, в «Матёре» у Шепитько ведь тоже присутствовала тема смерти. В финале умирающая мать звала к себе всех своих сыновей, чтобы они на веки вечные простились и с ней, и с затапливаемой гидростроителями деревней.
Давая последнее в жизни интервью, Лариса очень хотела, чтобы ее услышали: «Я считаю, что каждый человек, изъясняясь, как это ему свойственно, обыкновенными словами, должен быть озабочен мыслью о своих высоких обязанностях, о своей миссии на Земле. Вокруг нас не так уж много людей, которые осознают свое назначение, гораздо больше других, прозревающих под старость, в последний час, а то и вовсе заканчиващих свой путь, ни разу не задумавшись, зачем жил и верно ли прожил. И, по-моему, искусство для того и рождено, чтобы подвигать людей к серьезным размышлениям о жизни, к ответственным мыслям о себе, побуждать людей с наивозможной полнотой реализовать свои способности и, конечно же, жить с совестью в ладу.