Подрывник
Шрифт:
— Тут чисто.
— Хорошо.
Сержант отдал Али его права и паспорт, тот отошёл к кабине, сунул путевку в бардачок. Резо между тем подошёл к заднему борту, начал отвязывать прорезиненный тент. Но его словесный понос как-то сразу утих, да и руки дрожали. А сержант внимательно наблюдал за его действиями, и, этого грузин не заметил, тихонько сдвинул предохранитель на своём Калашникове вниз. Наконец грузин справился со всеми узлами, и, откинув полог наверх, показал рукой вперёд.
— Вот, как я и говорил. Продукты у меня, одни продукты.
— Кормят нормально. Сколько у тебя тушёнки?
— Пять ящиков. Два мешка крупы, а остальное — лапша, одноразовая, в мешках.
Сержант хмыкнул.
— Лапша говоришь? А почему это у тебя машина так осела? Рессоры, того и гляди, лопнут.
Резо вспотел.
— Да, машина старая, понимаешь. Совсем разболталась. Тут же дорог нет, сам знаешь. Один ямы.
— Ага, понятно. Ну-ка, Семёнов, залезь-ка в кузов, пошуруди там.
Подчинённый сержанта отдал ему свой автомат, легко запрыгнул в кузов, и начал пробираться внутрь. В этот момент не выдержали нервы у Али. Он завел машину и стремительно сорвал её с места.
— Стой! — закричали омоновцы. Машина проехала метров тридцать, когда из кузова кубарем выкатился осматривавший её солдат. Только тогда его сослуживцы начали стрелять.
— По колёсам бей! — крикнул сержант. Стреляли они метко, и вскоре, не проехав и ста метров, «Газель» начала вилять, потом свернула с дороги в поле.
— Куда, там ведь мины! — крикнул Семёнов. В этот же самый миг машину подкинуло взрывом, а затем и она сама рванула так, что все они бросились на землю. Вокруг них свистели осколки, падали какие-то обломки. Один из омоновцев вскрикнул.
— Семёнов, что ранен? — спросил сержант, вскакивая на ноги.
— Да нет, — ответил тот, поднимаясь с земли. Вопреки его ответу по щеке текла кровь. — Доской вон шибануло по затылку.
Он поднял обломок дерева с земли, потом ещё что-то. В это время третий омоновец тревожно вскрикнул: — Товарищ сержант!
Тот тут же подскочил к нему. Резо лежал на земле, руки его были сжаты на груди, словно он старался порвать рубашку, изо рта его шла какая-то пена, а сам он хрипел настолько неестественно, что все тут же поняли, что их пленник умирает.
— Что его, ранило? — не понял Семёнов.
— Да нет, он ещё до этого спёкся. Как только шофёр рванул с места, так он сразу схватился за сердце, да свалился на землю.
— Чёрт, похоже на сердечный приступ, — озаботился сержант. — Скорее всего, инфаркт.
Через пару минут Резо умер. Сержант обернулся лицом в сторону горевшей машины. Там до сих пор продолжало что-то рваться, явно был слышен треск, словно от пистолетных выстрелов.
— Ты что там увидел, в кузове? — спросил сержант Семёнова.
— Да ничего я не успел увидеть. Только начал мешки разгребать, тут он и рванул с места.
Это обескуражило сержанта. А тут он ещё рассмотрел столб пыли на дороге. Это к ним на подмогу неслось усиление из гарнизона.
— Во,
— Да, за что? Мы же невиноваты, он сам свернул в поле.
— За то! Из свидетелей у нас одни трупы. Из доказательств только обломки машины. Хреново.
Потом он развернулся к Семёнову.
— Да выбрось ты эту доску! — закричал он, вырывая из рук подчинённого кусок дерева размером с две ладони. Запустив её в сторону пожара, он хотел выругаться ещё, но потом обратил внимание, что Семёнов с интересом рассматривает что-то ещё.
— Это что у тебя?
— Да вот, оттуда же прилетело. А вот ещё.
Семёнов поднял с земли и отдал командиру ещё один, точно такой же предмет. Это были два донышка от гранат к подствольнику. Сержант прекрасно помнил, что никто из них из подствольника в сторону машины не стрелял. Сержант Екатеринбургского Омона Виктор Печерский не первый год служил в органах, и он сделал соответствующий вывод.
— Значит, они везли гранаты. Ну, теперь можно этим и козырять.
ГЛАВА 6
Астафьев, трясшийся в Уазики за спиной наставника, допекал расспросами Колодникова.
— И что мне теперь делать?
— Как что делать — работать?
— Как?
— Нет, милый, тебя, что, ничему в школе милиции не учили?
— Учили.
— Ну, так в чём дело?
Рассказывать о том, что в это время Астафьева больше интересовали девочки из соседнего общежития швейной фабрики, Юрий не стал.
— Так что мне сегодня делать? — настаивал он.
Андрей вздохнул.
— Ладно, попробую из тебя сделать настоящего опера. Надежды, правда, мало, ну, да ладно. Во-первых, ещё раз поговори с соседями по бараку. Во-вторых — с дочерью. Надо только найти её. Она же в той комнате наверняка не ночевала, её, ведь, опечатали.
— Это я знаю. Она у той соседки ночевала, старухи.
— Тогда найдёшь. И, попробуй ещё найти этот чёртов горшок с цветком. Наверняка он его не выбросил далеко. Всё-таки — три часа ночи, может, он его в окно выбросил. Найдёшь его — поставишь обломки перед дочерью, и дело можно будет считать законченным. Мне сейчас трудней будет. Буду этих паровозников раскручивать.
Через полчаса он уже беседовал с машинистом, наставником так странно погибшего Игоря Сафронова. Звали его Владимир Каркин. Мужику было за сорок лет, лицо хорошо помятое временем и спиртным. Выглядел он при этом каким-то измученным. С одной стороны его можно было понять. Он пришёл со смены этой ночью, толком не выспался. С другой стороны — от него ещё очень сильно попахивало спиртным.
— Я уже всё рассказал этому вашему здоровому майору, — настаивал он.
— Ну, это вы говорили до того, как тело Игоря нашли. Теперь нам нужно всё уточнить. Как я понял, ваш тепловоз обслуживает наши заводы?