Подрывник
Шрифт:
— Ты, сука, ты же Сашку замочил, козёл! — заорал он, нанося первый удар по лицу Гонщика. Как оказалось, Соколов врезался в толпу мужиков, спешивших на раннюю, рабочую электричку. Гонщик служил в спецназе, но в эти секунды он ещё находился в трансе от всего происшедшего, и только серия мощных ударов по лицу заставила его выйти из этого состояния. Перед ним было трое предельно злых работяг, но, когда к месту происшествия приехал наряд автоинспекторов, бой уже заканчивался. Соколов был в крови от головы до ног, но два его противника уже без чувств лежали на земле, и только третий, тот
— Хорош! Ну-ка, разойдись! — закричал Николай Кучков, с помощью полосатой дубинки пытаясь разнять противников. Сначала его самого чуть было не свалили на землю, потом раздался хруст, и у оторопевшего инспектора в руке остался одна рукоять.
— Вы, придурки! Вы чего сделали?! — заорал Кучков.
— Хлеба лишил, — съехидничал один из зрителей «поединка».
— Орудие труда сломали, — подхватил второй.
— Пошли, а то на электричку опоздаем, — резюмировал третий.
Конец этому нудному поединку положил Леонид Голод. Когда народ чуть рассеялся, он оглянулся по сторонам, потом наклонился, и резко ударил ребром ладони здоровяка, находившегося сейчас сверху, по шее. Тот сразу обмяк, и, почувствовав волю, Гонщик со звериным рыком выбрался из-под тела своего обидчика. Встав на ноги, он пожелал, было, ударить своего поверженного противника ногой по лицу, но Голод ловко толкнул его в сторону своей машины, и не успел Соколов прийти в себя, как за его спиной защёлкнулись наручники. Поняв это, Гонщик взревел: — Отпусти! Ты, козёл…!
Голод не стал слушать дальнейшие оскорбления в свой адрес, а легонько ударил дубинкой задержанного в темечко, и, пока тот ловил «звёздочки» перед глазами, быстро погрузил его обмякшее тело в салон машины.
Через полтора часа он звонил в третье отделение милиции.
— Там у вас Астафьев такой есть?
— Да, пришёл уже. Позвать?
— Позовите.
Когда Юрий взял трубку, инспектор представился.
— Юрий, это Голод.
— А, привет, Лёнь!
— Слушай, тебя, вроде, интересовал Соколов?
— Этот, с «Джипа»?
— Ну да.
— Конечно!
— Он сейчас сидит у нас в обезьяннике.
— За что?
— Сбил двух человек, и там у него ещё хулиганка в довесок.
— Хорошо, я сейчас подъеду.
Через полчаса два конвоира вывели Соколова в один из кабинетов уголовного розыска. Кроме хозяина кабинета, Сергея Денисова, его там с нетерпением ждали трое: Астафьев, Колодников, и Николай Сычёв, с полным набором принадлежностей для снятия отпечатков пальцев. Дурь из Гонщика немного прошла, осталось только похмельное опьянение, да гонор крутого парня.
— Ого, какая компания! Кажется я тут недавно половину из вас отп…
— Садись, Соколов! А то сейчас мы тебя тут все отп… — Колодников кивнул ему на стул, потом кивнул криминалисту. — Давай, Николай, приступай.
Гонщик с некоторой оторопью наблюдал за тем, как его пальцы с помощью валика покрывались черной краской, потом переносились на бумагу.
— Это… зачем ещё? — спросил
— Как это, зачем? Порядок такой, — спокойно ответил ему Колодников. — Ты ведь у нам ещё не сидел?
— Не-а. И не буду.
— Как это не будешь? Будешь. Двоих ты сегодня сбил, один насмерть, один в реанимации, троих излупил.
— Сами виноваты. Лезут под колеса, как тараканы.
— Хороши тараканы, вон как по твоей роже прошлись кулаками, — усмехнулся Андрей. — Да и тараканы по тротуарам не ходят, так же как и машины.
Гонщик перевёл взгляд на второго опера, молодого. Сначала он вспомнил как полировал своими кулаками его рёбра, и довольно ухмыльнулся. И вдруг Соколов понял, что сейчас в этой комнате происходит что-то не то. Слишком этот парень был напряжён, и всё внимание его было приковано к процедуре дактилоскопии. В сознании Соколова мелькнула одна нехорошая мысль. Она так быстро дошла до его сознания, что Гонщик уже не соображал, что делает. Он сгреб лист бумаги, на котором ставил свой завитой «автограф», и, смяв его, начал запихивать в рот.
— Отдай, урод! — закричал Сычёв. Все: три опера, два конвоира, кинулись на Гонщика, но спасти удалось только жалкие обрывки бумаги. Остальное Соколов упорно жевал, багровея от натуги.
— Ну, и чего ты добился? — спросил Колодников, когда Гонщик уже был надёжно прикован к батарее. — Ты что думаешь, мы с тебя пальчики не откатаем? Ещё как откатаем! Свяжем сейчас, и сыграешь у нас Шуберта на «пианино».
— Лучше бы с трупа их катать, — пошутил Денисов, вытирая со лба пот. — Дёргаться не будет.
— И так можно, — согласился Андрей, — счас пристрелим, а спишем на попытку побега.
Потом он обратился к Сычёву, озабочено собирающий своё разбросанное хозяйство: — Ну, что там у тебя, Николай? Осталось хоть что-нибудь после этого завтрака людоеда.
— Левую ручку он съел, но правая осталась. Продолжим?
Колодников оценивающе посмотрел на Гонщика, и отрицательно покачал головой.
— Нет, давай, играй там с одной клешни. Там пальчики то хорошие?
— На перчатках?
— Ну да.
— Отличные.
— Давай, прогони их! Нам нужно всё быстрей сейчас делать.
Сычёв ушёл, а Колодников спросил Соколова: — Ну, что, парень, не хочешь нам ни в чём чистосердечно признаться?
Тот отрицательно замотал головой, потом сиплым голосом попросил: — Воды дайте.
— Что, завтрак был суховат?
— Дай воды, начальник, не козлись.
— Да, откуда у нас вода, — Колодников посмотрел на старомодный гранёный графин, украшавший сейф. — Тут и не было её никогда.
— Начальник, сдохну ведь, — пригрозил Гонщик.
— Сам виноват. Не хрен было жрать бумагу. Тебя бы смолой горячей за это угостить, ведра два влить.
Но, Соколов всё больше багровел лицом, и Андрей понял, что с тем действительно плохо.
— Ну, да уж ладно, мы ж не в гестапо. Серёга, налей ему, а то действительно, сдохнет тут, грехов не оберёшься. Ты нам ещё на суде нужен будешь.
Денисов подал стакан воды, Гонщик её жадно выпил, и постепенно цвет лицо Соколова начал приобретать нормальный, розоватый оттенок.
— Ещё, — попросил он.