Подсказчик
Шрифт:
Мила нашла его стоящим у окна. Он смотрел на улицу. После многодневного снегопада с дождем вновь засияло солнце.
— Именно об этом хотел рассказать нам Альберт, подбросив тело пятой девочки.
Горан ничего не ответил.
— Это ты развернул следствие в сторону Бориса. Тебе достаточно было просто намекнуть Теренсу Моске, в каком направлении копать: папку с делом Вильсона Пикетта, что я увидела в портфеле капитана, дал ему именно ты… И только у тебя был свободный доступ к уликам по делу Горки: ты выкрал трусики Ребекки Спрингер из судебного хранилища и подбросил их в квартиру Бориса во время обыска.
Горан кивнул.
Ее вздохи, хрупкие
— Но почему? — спросила Мила с надрывом в голосе.
— Да потому, что она, после того как покинула нас, снова вернулась в этот дом. Но не для того, чтобы остаться. Она хотела забрать у меня то единственное, что еще было. А он хотел уйти вместе с ней…
— Почему? — снова спросила Мила, не в силах больше сдерживать слезы, катившиеся из ее глаз.
— Однажды утром я проснулся и услышал голос Томми, доносившийся из кухни. Пошел туда и увидел его сидящим на своем привычном месте. Он просил приготовить ему завтрак. И я был так счастлив, что забыл,что на самом деле его не было…
— Почему? — взмолилась девушка.
На этот раз он хорошо подумал, прежде чем ответить.
— Потому что я любил их.
И, не давая девушке опомниться, открыл окно и выбросился в пустоту.
43
Ей всегда хотелось иметь пони.
Мила помнила, как изводила своих родителей настойчивыми просьбами купить ей пони. Совершенно не задумываясь над тем, что там, где они жили, для этого животного совсем не было подходящего места. Задний двор был слишком тесен, а рядом с гаражом имелась всего одна полоска земли, на которой ее дед разбил огород.
Тем не менее она не отступала. Близкие девочки полагали, что рано или поздно ей надоест этот абсурдный каприз, но, как бы то ни было, ежегодно в день рождения и в каждом письме Деду Морозу звучала одна и та же просьба.
Когда Мила после двадцати одного дня заключения, проведенного ею в брюхе монстра, и трех месяцев больницы вернулась домой, она увидела ожидавшего ее во дворе прекрасного пони, белого с коричневыми подпалинами.
Просьба Милы была удовлетворена. Но девочка так и не смогла в полной мере насладиться этим.
Ее отец, воспользовавшись своими скромными знакомствами, просил об одолжении максимально снизить цену этого приобретения. Семья девочки не купалась в золоте, ее домочадцы ограничивали себя во всем: она оставалась единственным ребенком в семье прежде всего исходя из материальных соображений.
Ее родители не могли позволить себе подарить ей еще брата или сестру, а вместо этого купили пони. Но девочка не стала от этого счастливее.
Сколько раз Мила мечтала о том, что у нее, наконец, появится этот подарок. Она твердила о нем не переставая. Представляла себе, как будет о нем заботиться, вплетать разноцветные бантики в его гриву, тщательно чистить его щеткой. Она часто подвергала подобной экзекуции своего кота. Может, именно поэтому Гудини ненавидел ее всей душой и держался от нее на расстоянии.
Есть одна причина, по которой пони так нравятся детям. Они больше не вырастают, навечно оставаясь в этом волшебном мире детства. Завидное качество.
Но после освобождения из плена Мила хотела скорее повзрослеть, чтобы оказаться как можно дальше от того, что с ней произошло. А если еще и повезет, даже забыть об этом.
А этот пони, при всей своей абсолютной невозможности роста, олицетворял для нее невыносимую сделку со временем.
После того как девочку чуть живую извлекли из зловонного подвала дома Стива, для нее началась новая жизнь. Вслед за трехмесячным пребыванием в больнице, связанным с восстановлением функций левой руки, ей предстояло заново освоить для себя окружающий мир, не только в смысле ежедневных домашних дел, но также и в отношении своих привязанностей.
Грачиела, ее самая близкая подруга, бывшая до похищения Милы ее сестрой по крови, теперь вела себя как-то непонятно. Она уже больше не была такой, как прежде, когда делилась с ней последней жвачкой из пачки, без смущения писала в ее присутствии, обменивалась «французским» поцелуем, чтобы потренироваться перед тем, как наступит пора встречаться с мальчиками. Нет, Грачиела совершенно изменилась.
Она разговаривала с неизменной улыбкой на лице, и Мила опасалась, что если так пойдет и дальше, то в скором времени у той просто заболят щеки. Она изо всех сил пыталась быть приятной и вежливой и даже перестала сквернословить в ее присутствии, хотя совсем недавно даже не называла Милу по имени: «вонючая корова» и «конопатая хрюшка» — с такими прозвищами они чаще всего обращались друг к другу.
А еще были точки на подушечках указательных пальцев, следы от маленьких ранок, проделанных ржавым гвоздем для того, чтобы навсегда остаться подругами и чтобы ни за что ни свете ни один парень не смог бы их разлучить. Но всего через несколько недель между ними выросла непреодолимая стена.
Если подумать хорошенько, то это пятнышко на пальце стало, по существу, первой раной на теле Милы. Однако ее заживление принесло девочке гораздо больше боли.
«Да прекратите же обращаться со мной, словно я с луны свалилась!» — так хотелось Миле крикнуть всем, кто ее окружал. А это выражение на лицах людей! Девочка просто не выносила его. Склоненная набок голова и сморщенные губы. Даже в школе, где она никогда не была в числе самых первых, теперь на ее ошибки великодушно закрывали глаза.
Мила устала от снисходительного отношения к ней окружающих. Ей казалось, что она попала в черно-белый фильм из числа тех, что показывают по телевизору поздно ночью, в котором люди были уничтожены марсианскими клонами, в то время как она спаслась только потому, что оказалась в горячем чреве этого логова.
У Милы оставался только один выбор. Либо мир и в самом деле изменился, либо после трехнедельной беременности монстр породил иного человека.
Никто вокруг Милы больше не заикался о том, что с нею случилось. Она жила словно в стеклянном пузыре, который не сегодня завтра мог лопнуть и разлететься вдребезги. И никому не приходило в голову, что ей, наоборот, хотелось всего лишь немного правды после того обмана, который ей пришлось вынести.
Через одиннадцать месяцев начался суд над Стивом. Она очень долго ждала этого момента. Об этом твердили во всех газетах и выпусках теленовостей. Но родственники Милы запрещали ей смотреть репортажи: они говорили, что делали это, чтобы не травмировать свою дочь. Но Мила смотрела их втайне от родителей.
Обе девочки, и она, и Линда, должны были выступать на процессе в качестве свидетелей. Государственный обвинитель больше рассчитывал на Милу, поскольку ее подруга по несчастью продолжала отчаянно заступаться за своего мучителя. Она снова настаивала на том, чтобы ее называли Глорией. Врачи утверждали, что Линда страдала целым комплексом психических расстройств. Следовательно, именно на Милу возлагалась задача давать свидетельские показания против Стива.