Подснежники и вонючие крысы
Шрифт:
На улице возле школы было больше взрослых дежурных, чем обычно. Они были одеты в непромокаемые штаны и толстые шапки. Еще у них были термосы – с кофе или горячим шоколадом, но нам его пробовать не разрешалось.
– Сто пудов у них там алкашка, – заявила Найма. – Для успокоения нервов.
На физре у нас продолжалась олимпийская тема.
– Сейчас у нас будет биатлон, – объявил Патте, но когда Адель спросила, дадут ли нам настоящие винтовки, Патте только со смехом поднял в воздух ведерко, в котором лежали мешочки с крупой.
– Ну а снег? – поинтересовалась
Но Патте лишь покачал головой.
– Не биатлон, а полное говно, – шепнула Найма мне на ухо.
Мне нравится, как выглядят брови Наймы, когда она злится.
– Говнотлон, – шепнул я в ответ, и тогда Патте пришлось повысить на нас голос.
Но мы никак не могли перестать смеяться, поэтому нас отправили посидеть на матах, пока не успокоимся.
Там уже сидела Адель. У нее была забастовка – так она сказала. Если настоящих винтовок не будет, она в этом не участвует. Потом она принялась рассуждать, как вообще могла людям прийти мысль назвать своего ребенка «Патте».
– Он ведь уже не ребенок, – сказала Найма, на что Адель ответила, что когда-то Патте всё же был ребенком.
Представить себе такое было чертовски сложно. К тому же вообще-то его звали Патриком.
– Малыш Патте, – сказала Адель.
После этого нам пришлось просидеть на матах до конца урока, потому что мы так и не смогли перестать смеяться.
Когда мы уходили, мне стало немного жаль нашего физрука.
Потом был обед.
И вот, когда мы доели свои тефтели и уже собирались высыпать остатки в измельчитель, мы и столкнулись с Сакке и его дружками. Заметив их, я остановился, вычисляя, можно ли пойти другой дорогой или убежать. Но другой дороги не было. И бежать было некуда. К тому же Найма как ни в чем не бывало шагала вперед, и я поспешил следом. Я пытался не смотреть в их сторону, но эти типы перегородили дорогу, выстроившись перед нами стеной.
– Ну, привет. Приве-е-е-тик! – воскликнул Сакке с ухмылкой. – Вот и наша сладкая парочка!
– Мы не парочка! – отрезала Найма.
Я покосился на нее. Она произнесла эти слова так твердо, так решительно.
– Не-а, не парочка, – подтвердил я, но про себя задумался, откуда у Наймы такая уверенность.
– Ладно-ладно, – сказал Сакке и развел руки в стороны, словно хотел нас задержать.
Найма фыркнула и попыталась протиснуться мимо них, но тут вся «стена» сдвинулась в ее сторону, и Найма столкнулась с одним из дружков Сакке. Своим подносом она задела его локоть, опрокинув полупустой стакан молока. Несколько капель остались у него на куртке.
– Че за хрень! – завопил тот, но Сакке стащил салфетку с моего подноса и вытер молоко с рукава своего приятеля.
Затем он запустил руку в свой карман, достал оттуда зажигалку и принялся большим пальцем высекать искру.
Я
– Нельзя приносить такие… – начал было я, но Сакке только ухмыльнулся, а потом вдруг подбросил зажигалку в воздух. Та описала дугу у него над головой, после чего Сакке ловко поймал ее другой рукой и спокойно сунул обратно к себе в карман. Как будто хотел продемонстрировать, что его нисколько не волнует, что там можно, а что нельзя.
– Куда же сегодня запропастился Мистер Кристер? – спросил Сакке.
Я уперся взглядом в застывшее картофельное пюре. Оно стало похоже на чью-то сброшенную шкуру. Мне вдруг захотелось, чтобы у пюре появилось еще и сердце, и сосуды, и оно бы ожило, и выросло с бешеной скоростью, и выскочило бы с подноса, и придушило Сакке, и он тогда повалился бы на пол бесформенной кучкой, и тогда осталось бы только ее перешагнуть и идти дальше, к мойке…
– Эй!
Теперь Сакке говорил громче, и улыбка исчезла с его лица.
– Отвечать, когда я с вами разговариваю!
– Заболел, – сказал я.
Сакке захохотал.
– Заболел! Да, можно и так сказать, – протянул он. – Скорее бегите домой, поиграйте с ним в доктора. Вы такие ми-и-иленькие!
Последнюю фразу он просюсюкал детским голоском.
Тогда Найма оттолкнула того типа, которого раньше облила молоком, так что тот подпрыгнул, и прошла вперед. А за ней – и я.
Вдогонку нам Сакке прокричал:
– Передай Мистеру Кристеру, чтобы скорее поправлялся! Мы по нему так скучаем! Скажи ему… Что мы его ждем!
На свалке
– Чертов Сакке, – выругался я, бросая старый тостер в контейнер с электроприборами.
– И его тупые макаки! – подхватила Найма.
– Тупой и еще тупее, – сказал я.
– Крэбб и Гойл, – сказала Найма.
Она сидела, вертя в руках старый сломанный зонтик.
Свалка всё разрасталась. Обычно по выходным дорога, обвивавшаяся вокруг контейнерной площадки, бывала запружена машинами – с прицепами и без. На них люди приезжали сюда, чтобы избавиться от вещей, которые им больше не требовались. Ненужной рано или поздно могла стать любая вещь.
Посторонним вход на свалку был запрещен, но папа Наймы, как и его коллега Зузу, нас впускал. Они выдавали каждому по неоново-желтому жилету, а Зузу говорил, что для нас совсем неплохо будет немного поработать. Он велел нам искать ценные вещи. Такие, которые он мог бы продать и выручить за них большие деньги, чтобы выйти на пенсию. Если мы найдем такую вещь, нам полагался процент, обещал Зузу.
Сам он просто сидел на своем грязно-белом пластиковом стуле и пил кофе.