«Подсолнух» на счастье
Шрифт:
К исходу третьего дня Анджер чувствовал себя вконец измочаленным. К себе он вернулся поздно, в раздражении подумал, зря не снял номер в гостинице, а остался здесь. Дом выглядел мрачным, в давно непроветриваемых комнатах стоял какой-то спертый дух.
Он сразу включил в гостиной телевизор, чтобы не пропустить нью-йоркские биржевые новости, по здесь предпочитали сначала объявить котировки чикагской биржи.
Тео снял пиджак, распустил узел галстука и сел в кресло. На столе его ждал холодный ужин, заботливо приготовленный Фанни, ложившейся спать по заведенной привычке очень рано.
Отварное мясо, как всегда у Фанни,
Вытянув ноги, Тео с удовольствием расслабился.
Знакомая с детства гостиная, где, казалось, он знает все от и до, на этот раз удивила. В простенке между окнами висела отличная репродукция (в рамке под стеклом) знаменитой картины Ван Гога «Подсолнухи». Видно, отец повесил ее недавно. С чего бы вдруг? И тут он вспомнил старую любительскую фотографию из семейного альбома, валявшегося в комоде. Он вскочил, выдвинул один за другим ящик. Альбома не было, верно, Фанни куда-нибудь припрятала. Но Тео с поразительной ясностью представил фотографию: молодые, улыбающиеся отец и мать среди моря цветущих подсолнухов… Тогда еще не снимали в цвете, черно-белый кадр запечатлел лишь настроение…
Тео задумчиво глянул на пылающие на стене подсолнухи, но тут пошли нью-йоркские котировки, и он отвлекся. Его прогноз оправдался. Акции «Компании судовых моторов» стоило придерживать, завтра утром он созвонится со своими, чтобы дать дальнейшие инструкции, хотя команда и сама не промах. Лучше бы, конечно, быть теперь там, но он, похоже, увяз здесь. Черт бы побрал отца с его «Трибуной» и Ренату Бранч. Вот стерва! Знает ведь, каково ему приходится.
Тео разделся, растянулся на кровати в своей детской комнате-пенале, завел будильник и погасил настольную лампу. Попытался заснуть. Сон не шел, попробовал считать: раз, два, три, четыре, — говорят успокаивает, но ничего не вышло. На цифре 79 сбился.
Табличка с номером 79 висела на дверях отдела рекламы, куда он сегодня заглянул. Думал, увидит пару сотрудников за письменными столами, работающими над договорами, ради чего и зашел, обнаружил же комнату, забитую людьми в клоунских костюмах и невероятное количество сваленных на полках вдоль стен вещей: от мыла, зубной пасты до модных маек, испещренных рисунками и надписями. В центре, где на штативе стояла кинокамера, было ослепительно ярко под светом софитов. Здесь командовал Боб Уолш.
Увидев Анджера, тот объявил перерыв. Клоуны, вспотевшие от духоты, с удовольствием выкатились за дверь, софиты погасли.
— Я вас слушаю, — почтительно обратился Боб к Анджеру.
Тео хмыкнул, нахмурился.
— В таких условиях снимать рекламу, по-моему, бессмысленно. Не проще ли «Трибуне» покупать уже готовую?
— Проще, но обойдется впятеро дороже. Я уже предупреждал Бранч, что необходимо снять большой павильон. Мне удалось сколотить команду способных ребят, и мы могли бы делать забавные и запоминающиеся ролики. Но работать здесь — кошмар. Я не умею халтурить, люблю свое дело, знаю секреты рекламного производства, рассчитывал развернуться как следует, а вынужден пробавляться поделками, как начинающий. Вы поймете…
— Я понятливый, — бросил Анджер, оборвав эмоциональную речь Уолша. — Так что вам необходимо в первую очередь?
— Павильон! Сейчас один такой сдается на десятом этаже у компании «TV-луч». Если провороним…
— Что еще? Только принципиально важное, пожалуйста.
— Мульт-станок… Ну такое приспособление для производства мультипликации. Без него мы как без рук…
— Я подумаю, — ответил тогда Анджер. Сейчас, ворочаясь в постели, Тео пожалел о своем обещании.
За павильон, куда его проводила мышка-секретарша, заломили чересчур много. Но если здесь еще можно сторговаться, то где доставать этот проклятый станок?
Завтра он засадит Энн за телефон — пусть ищет, хотя Бранч, наверняка знает, если спросить.
Спросить? Наверное, придется. Наверное, вообще будет правильно, если он сделает вид, будто ничего не произошло между ними. Хочешь не хочешь, надо, чтобы она вернулась.
Собственно, к этому решению подтолкнул его Шварц, когда они сегодня познакомились. Банкир оказался веселым, общительным пятидесятилетним бодрячком. Сожалел, что на банкете они с Анджером не встретились, выразил искреннее сочувствие по случаю смерти Билли и, чуть потянув, согласился отсрочить выплату кредита, занятого «Трибуной» под довольно скромные проценты. Он был только с виду эдаким простаком. На самом же деле прекрасно понимал, что Тео занимается «Трибуной» вынужденно, не то что его покойный друг, поэтому, когда Тео спросил совета Шварца насчет того, к кому в Чикаго он сможет обратиться за инвестициями, необходимыми позарез, тот высказался без обиняков:
— Никто не вложит деньги в корабль без капитана, мистер Анджер… Ваш отец был хорошим капитаном и очень правильно выбрал себе рулевого.
Рулевой, конечно, Бранч, ясно и без намека. Но в этот момент впервые Тео задумался над тем, почему отец остановился именно на ее кандидатуре. Человек суровый, отнюдь не сентиментальный, он вряд ли прельстился бы одной лишь внешностью молодой женщины. И наверняка не хотел стать посмешищем, увивающимся за юбкой… Со многими пожилыми мужчинами такое бывает, но Билли?.. Тео впервые засомневался в казавшемся ему совершенно очевидным… И уже не был уверен ни в чем… Менее же всего в том, каким путем достигла Рената своего высокого поста. Эта проблема отступила почему-то, потеряла остроту.
Зато со всей очевидностью он открыл нечто в себе самом: от одного прикосновения к Ренате в нем, как в четырнадцатилетнем подростке, вспыхивает огонь. Даже сейчас, когда думает о ней в связи с делами «Трибуны», он чувствует отдаленное дыхание этого огня.
— Проклятье! — Тео взбил подушку и приказал себе спать.
На часах было два. Заснул он только к трем.
Разбудил его телефонный звонок. Аппарат стоял на тумбочке, но пришлось сначала зажечь свет, хотя из-за распахнутого окна в комнату уже проникал рассвет и тянуло утренней прохладой.
— Алло, — хрипло сказал он.
— Это ты, Тео? — На другом конце провода прозвучал бодрый голос Фила.
— А кто же еще, черт побери?
— Прости, Тео, если разбудил. Я не учел разницу во времени между Чикаго и Лос-Анджелесом.
— Мог бы и учесть, братишка, — огрызнулся Тео.
— Что — много работы или отсыпаешься после какой-нибудь вечеринки?
— Я понимаю, ты предлагаешь утреннюю разминку. Но мне не до шуток.
— Что, так плохи дела? — озадаченно спросил старшего брата Фил.