Подставная дочь

Сухов Евгений Евгеньевич

– Простите еще раз, – произнес я в щель между дверными полотнами, – у вас входная дверь открыта.

Мне, а вернее, нам, поскольку Ирина по-прежнему прерывисто дышала мне в затылок, опять никто не ответил. Тогда я открыл створку двери полностью.

Первое, что я увидел, это большую люстру с огромным количеством, надо полагать, хрустальных висюлек, стоявшую на полу между дверью и столом с деревянными резными ножками. Второе, увиденное мной, была желтая тапочка с пампушкой, лежавшая на столе.

Третьим была вторая такая же тапочка, надетая на ногу, висевшую

в воздухе непосредственно над столом. Рядом с первой ногой висела в воздухе вторая нога, уже без тапочки. Когда же я поднял глаза, то увидел всю картину полностью. На веревке, привязанной к высовывающемуся из потолка крюку, на котором, очевидно, когда-то висела люстра, теперь, неестественно склонив темноволосую голову набок, висела девушка в коротком халатике, не скрывающем красивые стройные ноги. Рот ее был приоткрыт, и из него вывалился язык. Наполовину прикрытые веки были в подтеках, словно покрытые синяками. Кажется, у медиков такое кровоизлияние в кожу называется экхимозой. Да и все лицо девушки было синюшное и одутловатое, хотя то, что, будучи живой, девушка была весьма привлекательна, угадывалось даже сейчас. Похоже, она висела не первый день, поскольку неприятный сладковатый запах буквально шибанул в наши с Ириной носы.

Рядом со столом лежал на боку стул, который, вероятно, свалился со стола, когда девушка… оттолкнула стул.

– Ма-амочки-и! – услышал я за спиной приглушенный возглас Ирины, больше похожий на стон.

– Не входи и ничего не касайся! – предупредил я и стал осматриваться.

Ну что, гостиная как гостиная. Ничего особенного. Паркетный пол, застеленный ковром. Посередине стол, над которым висела под очень высоким потолком хрустальная, надо полагать, люстра, пока ее не сняли. Стены, оклеенные фактурными тканевыми обоями. В одном углу – большой диван с брошенным на него пледом. Плазменный телевизор на стене. Стеклянный журнальный столик. На нем – небольшой черный канцелярский прибор с фломастерами и ручками и закрытый ноутбук с мигающей голубым цветом индикаторной лампочкой, означающей, что аппарат включен и находится в режиме ожидания. Зеркало в богатой золоченой раме на стене…

Я снял свои кожаные «Мауро» испанской фирмы «Кампер» на резиновой подошве и в носках прошел в гостиную. Подошел к ноутбуку и, достав из заднего кармана джинсов носовой платок, обмотал им пальцы. Затем поднял крышку, и экран засветился. Я оглянулся на Ирину, застывшую в дверном проеме и с ужасом в глазах наблюдавшую за моими действиями, успокаивающе кивнул ей и уставился на экран, на котором было написано:

«Ухожу из жизни по своей воле. Это я убила Масловского. Он был моим любовником и изменял мне. Терпеть все это у меня больше нет сил».

Далее шла подпись, прочитав которую, у меня по спине пробежали мурашки. Потому что записка была подписана:

«Лида».

Я снял запись на мобильник и закрыл крышку ноутбука. Потом вернулся к двери и, надев свои кожаные «Мауро», тихо спросил Ирину:

– Ты касалась двери?

– Нет, – одними

губами ответила она.

– А вообще ты здесь чего-нибудь касалась? – снова спросил я, чувствуя, что сильно нервничаю.

– Да ничего я не касалась. А вот ты – касался.

– Я знаю.

Пальцами, обмотанными платком, я вытер ручку двери в гостиную и прикрыл ее, как и было до того. Потом, спохватившись, снова открыл и сделал несколько снимков трупа и общего плана самой гостиной. Затем закрыл дверь и стал подталкивать Ирину к выходу.

Когда мы подошли к входной двери, я сначала выглянул на площадку. Конечно, она была пуста, но ведь береженого Бог бережет, верно?

Я вытолкнул Ирку за дверь, тщательно протер изнутри все места, за которые мог бы хвататься. Потом вытер следы своих пальцев на двери снаружи и закрыл ее, не забыв протереть и звонок.

Теперь надлежало незаметно выйти из дома.

Мы стали осторожно спускаться на второй этаж, как вдруг снизу донеслись обрывки разговора, послышались чьи-то тяжелые шаги. Мы стрелой поднялись обратно на третий этаж и стали прислушиваться.

– Да держи ты ровнее…

– Держу…

– Ты чего, малахольный, каши мало ел, что ли?

– Сам ты малахольный…

Я осторожно глянул вниз. Между первым и вторым этажами двое мужиков тащили сложенный пополам диван. Наконец, развернувшись на площадке второго этажа, они внесли диван в квартиру, и все стихло.

Прождав минуты три, мы снова стали спускаться.

Прошли площадку второго этажа.

Спустились на первый. Подъездную дверь, поджатую камнем, так и не соизволил никто высвободить.

Я подошел к двери и быстро выглянул. Возле дома и около него никого не просматривалось. Стараясь выглядеть спокойными, мы вышли из подъезда и, ускорив шаг, поспешили за угол дома. Только когда пересекли Малоколокольный переулок, Ирка остановилась.

– Уф-ф! – выдохнула она, смахивая капельки пота со лба. – Ну и дела-а-а…

– Да уж, – согласился я.

– И что нам делать дальше?

– Надо сообщить о трупе, – произнес я деловым тоном.

– Тебя же засекут по телефону, – возразила она.

– Я позвоню туда, где меня не будут засекать. – И я набрал номер телефона Коробова.

– Слушаю тебя, – ответил Володька.

– Мы нашли адрес квартиры, которую Шишканов снимал для Масловского, – проговорил я в трубку.

– «Мы» – это кто? – спросил Коробов.

– Это я и Ирина, – ответил я и посмотрел на Ирку, внимательно слушавшую наш разговор.

– А зачем ты и ее втянул в свое расследование? – явно недовольно произнес старший следователь Главного следственного управления.

– По-другому не мог, это она узнала адрес квартиры.

– Говори адрес, – потребовал Володька.

– Квартира находится в Центральном округе в Басманном районе по адресу: Малый Ивановский переулок, дом одиннадцать дробь шесть, строение четвертое, второй подъезд, третий этаж, квартира десять, – со скоростью станкового пулемета выпалил я.

– Вы что, там уже были? – как-то испуганно спросил Коробов.