Подстрекатель

Лайл Холли

Он вызвал их — собрал первое совещание Звездного Совета.

Пять лет, подумал он, они будут двигаться к нему. Пять. А может быть, целых десять. Если необходимо ждать десять лет, он будет ждать. Видимо, он здесь уже несколько месяцев.

Рейт, окруженный холодной темной вечностью, ощутил резкую обжигающую боль, и в его душу проник крик предсмертной агонии, который никак не хотел покидать его. Он сотрясал Рейта так долго, что тот даже подумал, что крик разорвет его на куски.

В этом крике он увидел лицо Матрина, словно тот стоял прямо в сердце вихря

рево, словно плыл вместе со всеми потерянными душами в волнах каждого из двадцати семи морей, в которых не было ни капли воды. Рейту казалось, словно он снова очутился в Уоррене среди уорренцев, но сейчас попал в ловушку, из которой невозможно выбраться, если только кто-нибудь не придет ему на помощь. Водор Имриш показал ему все, все сразу, чтобы его душа испытала все ужасы мира через глаза и сердце бога. Рейт перестал быть одним из испытывающих нестерпимые мучения, умирающих, раненых, попавших в западню. На какое-то короткое мгновение он стал ими всеми, и это оказалось страшной мукой. Там, где у него не было тела, где он не должен был испытывать никакой боли, палец Водора Имриша поставил на Рейте метку воспоминаний о страданиях мира, а затем, когда Рейт понял наверняка, что сойдет с ума от безумной боли, бог оттолкнул его. Рейт рванулся к свету через липкие нити шелка. Рванулся в рассвет, встающий над морем, представлявшим собой идеально ровный круг, словно проведенный чертежным циркулем.

Рядом с ним рыдала Джесс.

Патр, стоявший напротив нее, рыдал. Рейт понял, что сам тоже рыдает.

— Это гибель мира, — всхлипывая, повторял Патр. — Гибель мира.

Джесс отвернулась, но Рейт, повернув ее, притянул к себе и обнял. Оба потянулись к Патру и обняли его.

Трое выживших парили в небе, когда миру пришел конец.

Через некоторое время Рейт отдышался, и они с Джесс и Патром разомкнули объятия.

Солнце согрело кожу Рейта, а ветер высушил его слезы.

— У нас еще не все потеряно, — наконец проговорил он. — Мы живы, а значит, можем трудиться. Мы соберем всех этих людей и отправим их домой.

— Мир погиб, — возразил ему Патр. — Ты видел, как он умирал. Ты это чувствовал.

— Не весь мир, — сказал Рейт.

Вот что имел в виду Соландер, когда дал ему тексты Пророчеств, подумал Рейт. И процитировал:

— От смертных судорог Драконов истинный народ будет рассеян по всему миру. На него будут охотиться волки и медведи, жадные до их крови, алчно стремящиеся уничтожить их. Слабые падут, храбрые усомнятся, но Соколы соберут их всех и станут охранять — и сильных, и слабых — и отведут их домой.

Потому что это мои люди, мой Истинный народ, — говорит Водор Имриш, -и я еще не покончил с ними.

Резкий смех Патра прозвучал подобно пощечине.

— Это ты написал. Ты думаешь, что способен одурачить меня «Пророчествами Винкалиса»?

Рейт спокойно выдержал его взгляд и ответил:

— Разве мы можем допустить, чтобы они погибли?

Было похоже, что Патр ожидал услышать совсем другой ответ.

— Что ты сказал? — переспросил он.

— Можем

ли мы допустить, чтобы все они погибли? Люди, попавшие в западню Уоррена, над которым мы сейчас пролетаем, то есть плывем в этом волшебном кольце? Чтобы погибли люди, которые находятся в маленьких городах, окруженных… — Рейт пожал плечами. — Окруженных забытыми и проклятыми? Ты же знаешь, они погибнут. У большинства из них нет никакого оружия, никаких навыков. Это не каанцы, которые могут начать жизнь с нуля. Если, конечно, кто-то из них остался в живых. Это не гируналльцы. Это городские жители, во всем зависящие от магии. Даже если именно я написал пророчества, что в этом такого? Ты почувствовал прикосновение руки бога. Ведь ты знаешь, что мы служим тому, чья воля гораздо мощнее нашей. Это совсем не то, как если бы я действовал по указке какой-то выдуманной силы, чтобы наделить себя властью.

Рейт почувствовал, что ему что-то не дает покоя, и, сам не понимая, почему так поступает, отвернулся от Патра и посмотрел вниз на море. Аэрокар повис в воздухе над плывущим пузырем, внутри которого находился Уоррен. Рейт заметил, что пузырь начал двигаться — на большой скорости — к твердой земле.

Он чувствовал заклинания, направленные на то, чтобы этот пузырь и еще двадцать шесть ему подобных переместились в более безопасное место.

Двигайся!— подумал Рейт в унисон с тихим гудением голосов, звучавших в его голове. —Двигайся по моей воле, благодаря моим костям и крови, плоти и душе. Двигайся!

Он осознал, что физически чувствует магию, что теперь она бежит по его жилам вместе с кровью.

Прикосновение бога, подумал он и на мгновение ощутил жуткую боль под ключицей. Рейт почти не мог дышать и, задыхаясь, думал о том, что, наверное, слишком много себе позволил, и Водор Имриш решил с ним покончить. В следующее мгновение он с силой рванул на себе тунику.

Боль прекратилась. Болевой шок вполне мог убить его. Осмотрев свое тело, Рейт заметил настоящее клеймо. Это была отметина размером не больше отпечатка большого пальца, овал, внутри которого сидел на ветке сокол, устремивший взгляд куда-то вперед.

Патр уставился на грудь Рейта и удивленно произнес.

— Я думал, магия на тебя не действует!

— Я тоже так думал, — ответил Рейт. — Видимо, этого нельзя сказать о прикосновении бога. — Заметив странное сияние, исходящее из-под туники Патра, он указал не него. — Бог прикоснулся не только ко мне.

Патр посмотрел вниз, распахнул свою тунику и потрогал оказавшуюся на его теле метку — тайную метку благосклонности бога. Он прижал к ней палец и почувствовал, как из его глаз снова покатились слезы.

— И у меня тоже! — воскликнула Джесс.

— И ты тоже чувствуешь это? Правда? Вы оба?! Все они, все мы, соединены разумом, волей и духом. Мы стали Соколами. Такого я себе никогда представить не мог!

Джесс и Патр согласно кивнули.

— Тогда помогите им. Помогите нам. Соедините свою волю с нашей, чтобы мы могли сообща спасти уорренцев.

Соколы — теперь по-настоящему объединенные — разум к разуму, душа к душе — пронесли уорренцев через бушующий океан душ к расположенным на суше убежищам.