Подступы к «Неприступному»
Шрифт:
— Немецких саперов?! — не выдержав роли беспристрастного слушателя, восклицает Бурсов.
— Я-то лично этого не делаю. У меня скромная роль лагерного старшины, а остальные учат их. Почему?… На это нелегко ответить. Это вы со временем сами узнаете.
— Что же они, духом, что ли, пали?
— Не все, но кое-кто приуныл, конечно. Плен, сами понимаете, не санаторий.
— И у них даже мысли о побеге не возникает?
— Тех, у которых такие мысли возникали, выводили перед строем на аппельплац и расстреливали. Повторяю — за одни только мысли об этом.
— И у всех были только
— Ну зачем же только мысли? Кое-кто пытался, и бежать. Тогда расстреливали не только его, но и каждого третьего из выстроенных на аппельплацу.
Бурсову хочется спросить: «А вот вы лично пытались ли?» — но он лишь вздыхает и отворачивается к окну,
— Вы, наверное, спросите, — раздумчиво, будто размышляя вслух, продолжает Азаров, — а тде же ваша офицерская честь, где советская совесть? Но для того чтобы нас осуждать, нужно прежде побывать в нашей шкуре… А такая возможность вам скоро представится.
Азаров, сидевший до этого на нарах против Бурсова, вдруг быстро встал и направился к выходу. Прикрыв за собой дверь и постояв немного возле барака, он возвратился и сел на прежнее место.
— И вот что еще не мешает вам знать, — продолжает он, не объясняя причины своего беспокойства. — Комендант этого спецлагеря, капитан Фогт, не общевойсковой офицер, а эсэсовский гауптштурмфюрер. И его помощник, унтер-фельдфебель Крауз, тоже фашист, шарфюрер. Это они специально для нас общевойсковую форму надели и заменили свои эсэсовские звания армейскими.
И снова пауза. Но на этот раз Азаров не выходит из барака. Прильнув к зарешеченному окну, он внимательно всматривается во что-то. Обернувшись, продолжает:
— И ведут они себя помягче, чем другие эсэсовцы. Фогт, конечно, хорошо понимает, что добром от нас большего можно добиться, чем жестокостью. Крауз же и не пытается притворяться добреньким. Он-то настоящий зверь, его лишь Фогт сдерживает. А в остальном тут у нас, как и во всех шталагах: и «кугель» — приказ о немедленном расстреле за попытку к бегству, и «зондербехандлунг», то есть «особое обращение» с некоторыми из нас, означающее уничтожение.
— Да, и еще вот что имейте в виду, — помолчав, добавляет Азаров. — Охрану нашего лагеря несут эсэсовцы, а проволочное ограждение вокруг лагеря под электрическим током высокого напряжения.
— Это вы на тот случай, если мы вздумаем бежать? — усмехается Бурсов.
— Нет, так просто, на всякий случай.
Азаров хочет сказать им еще что-то, но прежде снова подходит к окну и лишь после этого шепотом сообщает:
— На вас у них особая надежда. Со слов прибывшего вместе с вами старшего лейтенанта Сердюка им известно, что вы крупные специалисты по взрывному делу, что вели какие-то эксперименты по детонации минных полей. Это их сейчас особенно интересует. Похоже, что они предложат вам продолжить тут эти эксперименты. Ну, вот пока и все. И считайте, что такого разговора между нами не было.
Он прикладывает руку к пилотке и поспешно уходит, а Бурсов с Огинским долго молча лежат на нарах, осмысливая сказанное Азаровым.
— А знаете, — произносит наконец Бурсов, резко повернувшись к Огинскому, — чем-то этот лейтенант мне понравился.
— А мне не очень. Хотя, в общем-то, все рассказанное им выглядит вполне правдоподобным. Немцы действительно используют советских саперов для различных военно-инженерных работ и даже для разминирования наших минных полей.
— Вы на меня не обижайтесь, Евгений Александрович, — кладет Бурсов руку на плечо Огинского, — но вы, по-моему, не очень разбираетесь в людях. Вот старший лейтенант Сердюк, например, вам понравился, а он уже все о вас немцам выложил, да еще, пожалуй, и присочинил кое-что…
Потом он слезает с нар и долго ходит по бараку, раздумывая над словами Азарова.
Ему не кажется странной откровенность лейтенанта. Подозревать в них предателей Азаров ведь не мог — их и самих предал Сердюк, сообщив коменданту спецлагеря Фогту об эксперименте обстрела минных полей артиллерийским огнем. Но почему капитан Фогт заинтересовался этим? Неужели и немцы считают возможным взрывать саперные минные поля артиллерийским обстрелом?
Конечно, для них такая возможность необычайно заманчива. В одном только корпусе, в который входила дивизия Бурсова, установлено около тридцати пяти тысяч противотанковых мин да свыше сорока пяти тысяч противопехотных. Они надежно прикрывали подступы к переднему краю корпусной обороны. Мало разве подорвалось на них немецкой техники?
Ну, а если бы артналетом можно было вызвать детонацию минных взрывателей? В одно мгновение любые минные поля полетели бы тогда к черту!
Бурсов знает по опыту, что при артобстреле мины взрываются лишь при прямых попаданиях. Но детонация взрывчатых веществ изучена очень слабо. Слишком уж много в ней неясного. Огинский, конечно, лучше его разбирается в этом — он специалист по теории взрыва, автор многих статей по вопросам детонации взрывчатых веществ.
— А не кажется ли вам, Евгений Александрович, что немцы тоже собираются проводить или, может быть, уже проводят обстрел минных полей артогнем?
Огинского не удивляет вопрос Бурсова. Он и сам думает об этом.
— Вполне возможно, Иван Васильевич. Преодоление наших минных заграждений им слишком дорого стоит. Не думаю только, чтоб немцам удалось добиться какого-нибудь успеха. Современной науке слишком плохо известны химические процессы, происходящие при детонации конденсированных взрывчатых веществ. Мы лишь предполагаем, что атомы в их молекулах занимают малоустойчивое положение. Нечто вроде равновесия карандаша, поставленного на стол незаточенным концом.
Беспокоит Бурсова и старший лейтенант Сердюк. Он хоть и был неплохим полковым инженером, но никогда не отличался храбростью. Неужели же теперь действительно окажется еще и предателем?
Предложение капитана Фогта
Проходит целая неделя, а Бурсова с Огинским по-прежнему навещает только лагерный старшина Азаров.
Явившись к ним в следующий раз, он сообщил то, о чем забыл рассказать накануне — о порядках в спецлагере капитана Фогта. А порядки тут такие: в шесть утра подъем, затем перекличка и зарядка. Есть даже строевые занятия, которые проводит лично Фогт. И никакой политики. Зато спецделу, главным образом минированию и разминированию, отводится почти весь день.