Подумаешь, попал
Шрифт:
– Метал хорош, -почти чисто на русском говорит он. – Но для охоты, не годится.
Шкурку видели те, плохо снимать, попортить можно.
– А для двуногого, годиться? – спрашиваю я. Тот кивает головой.
– А сможешь тихо, без шума? Мне интересно самому, что он скажет.
– А почему бы и нет, – отвечает он. Чем двуногий зверь, хуже шатуна, тот хитер и опасен.
– Однако Иван, брал его.
– Хорошо, – говорю я. Возьми с собой, кого порасторопней и сходи оглядись.
– Да осторожней, скоро стемнеет.
– Посмотри,
Люди готовят кушать, командует этим Федорчук, исполняя обязанности старшины.
Ему это нравиться. Подходит Петр, он мрачный.
– Командир, – говорит он. – Что то надо делать, буза может подняться. – Я тут пробовал прикорнуть немножко, слышу шепчутся двоя.
– Один говорит, слышишь канонады не слышно почти, наши уже немцев добивают, а мы с нашим командиром по лесам шарахаемся, от немцев прячемся.
– Вся заслуга, взорвали склад, а нужно было его взрывать или нет.
– Как бы потом, за него на орехи не получили.
Комсорг опять воду мутит, надо будет, что то делать. Но мысли мои прерывает солдатик, поправляя пилотку докладывает. – Меня Иван Толбухин послал, говорит у болота, кто то есть, дымом пахнет.
Я поднимаюсь, с трудом с пенька и вдруг накатывает, боже как же хочется спать.
Беру с собой Грищенко с пулеметом, пяток солдат, Михаил остается за меня, и на всякий случай готовится к обороне. Солдатик уверено ведет нас через пролесок , несмотря на сгущающиеся темноту. Как из под земли выныривает Иван, и шепчет, – туточки рядышком.
Я действительно вижу, небольшой костерок, возле него одинокую фигуру.
Подкрадываемся ближе. Но вдруг человек у костра вскакивает, в руках у него оказывается винтовка. Видно, как напряжено всматривается в темноту. И вдруг крик.
–Кто здесь? Стой, стрелять буду.
Понятно, что нас он не видит, но видно что то услышал.
Я поднимаюсь, и кричу. – Свои.
–Какие свои? – Говори, пароль?
– Какой пароль, – говорю я, смотря на нацеленный ствол винтовки. – Ты боец не дури, перед тобой командир красной армии, и я здесь не один.
Но тот все таки, не приклонен. – И я здесь не один, со мной танк, так что назовитесь.
Мне почему то становится смешно, и я называюсь. – Младший лейтенант Кропоткин.
Я вижу, как за спиной бойца, появляется Иван и продолжаю разговор.
–И у меня тоже, есть танк.
Все происходит мгновенно, боец на земле, в руках у Толбухина его винтовка.
Я сижу у костра, и соображаю. Боец назвавшийся, Иваном Бровкиным, обижено потирая ушибленное плечо рассказывает.
– И не какое здесь не болото, оно чуть в сторонке к реке.
– А тут просека. Замолкает, говорить или нет.
Я подбадриваю, протягивая найденный у кого то, кусок сахара. Боец жаловался, что почти сутки, нечего не ел.
– Выездной полигон, третей
– Ну, а где твой танк , – спрашиваю я.
–Туточки, рядышком, – сообщает, боец Бровкин.
–У капонире стоит, только он не исправен, механик говорит, заглох чего то.
Осмотр откладываю на потом, спать охота, нет мочи, даже есть не хочу.
Еду приволокли, и Бровкин наяривая кашу, продолжает свой рассказ.
Уходят в дозор, Грищенко с охотником.
Я же под навесом, прикрывшись своей кожанкой, засыпаю на каких то ящиках.
Мать-мать, проснулся я сам, уже рассвело.
Спал я на снарядных ящиках, рядышком посапывал Бровкин. Неподалеку, еще три бойца возрождали потухший костерок.
– Кто не будь, пошел сменить дозор, – спрашиваю я.
– Милицейский с Сорокиным, – отвечают мне.
Молодец Петр, сообразил. Я оглядываю пространство, вокруг под навесом штабель ящиков, штук двадцать, тут же четыре бочки. Бочки, я поднимаюсь и иду к ним босиком. Ах да, вспоминаю, как уже сонный, сбросил сапоги, давая ногам отдохнуть. Возвращаюсь назад, наматываю портянки, обуваюсь и вновь устремляюсь к бочкам.
Первая солярка, а что в других, бензин, снова бензин, две полных и одна початая.
А вот масла нет. Бужу Бровкина, спрашиваю. – Масло есть?
Тот удивленно глядит на меня, и отвечает.
–Было бы у меня масло, товарищ командир, так я бы его съел.
–П -фу ты, машинное, – объясняю я.
– Так возле танка, -отвечает он. – Мы бочку туда откатили, думали мотор запустить, масло подлить .
– Веди, – говорю я. По пути заставляю его вновь рассказать, как он докатился до такой жизни. Тут я вижу, две полевых палатки, каждая человек на десять.
– Бровкин, почему спал не в палатке?
Тот вновь, удивлено смотрит на меня.
– Так я на посту, – отвечает он, вполне серьезно.
Я останавливаюсь и гляжу на него. – Тогда почему спал?
–Так я поста не покидал, а уже сутки, как старшина поставил и укатил, прошло, должен был привезти продукты, смену, мотористов, однако не приехал. Потом добавил.
–Механик еще возле танка оставался, но он вчера в обед сказал, что пойдет пройдется до села, что не будь поесть раздобудет, но так и не пришел, а тут еще самолеты
разлетались, стрельба была, грохот такой стоял, наверное учения идут большие.
– А вот и танк, – произнес мой проводник.
Но я смотрел на бойца, а ведь он еще не знает, что война, вчера ему так и не сказали о том.
– Война Иван началась, немец наступает.
– Идиш ты, а я думаю чего летуны разлетались, и кресты у них черные.
– Я как командир красной армии, снимаю тебя с поста.
Дальше я осмотрел танк, обыкновенная кургузая тридцать четверка .
Я забрался во внутрь, пощелкал тумблерами, лампочки едва засветились.