Подвал с секретом
Шрифт:
Вот тогда он и предложил то, что предложил. Сам от себя не ожидал, так как с самого начала дал себе зарок – впутывать в поиски Нининого жениха полковника Гурова он не станет ни под каким предлогом. У того и без Нининых заморочек дел по горло, да и просителей выше крыши. Ему ли, капитану Жаворонкову, не знать? Но когда подруга в таком состоянии, что еще можно придумать, чтобы дать ей хоть какую-то надежду? Вот он и выдал фразу, после которой назад пути уже не было.
– Слушай, есть еще один вариант. Ребятам по месту жительства продвинуться в поисках Паранина не удалось и теперь уже вряд ли удастся, – начал он. – Но ведь на них свет клином не сошелся.
– Вот спасибо, утешил, – снова всхлипнула Нина, и Валера поспешил продолжить:
– Только не начинай, Нинок! Говорю же, есть еще один вариант. Ты что, не слушаешь меня совсем?
– Какой вариант, Валера? Нет у нас никаких вариантов, – безнадежно махнула она рукой. – Пропал мой Паня, и это без вариантов. Увез его тот автомобиль, а куда, мы никогда не узнаем.
– Не паникуй раньше времени. И руки не опускай. Знаешь, через сколько лет иногда люди находятся? И через десять, и через двадцать лет. Я на такое насмотрелся. Его уж похоронили, памятник поставили. Могила травой по пояс заросла, а он вдруг возьми да и объявись, живой и невредимый.
– Валера, ты бы лучше помолчал. Просто помолчал, и все, – устало проговорила Нина.
– Да почему помолчал? Я ведь дело говорю. Всякое в жизни бывает. Может, твой Паня память потерял. Или в реанимацию попал, лежит в палате неопознанным. Пока в сознание не придет, ты о нем и не узнаешь. А потом оклемается, сам тебя найдет…
– Что за вариант? – перебила она Валеру. Слушать о том, как Паня в критическом состоянии лежит на больничной койке, она не желала.
– К Гурову пойдем, – выпалил Валерка. – Он мужик дельный, наверняка что-нибудь придумает.
– Отфутболит он тебя. Не его дело, скажет, пропавшими заниматься. – Кто такой полковник Гуров, Нина знала и о его вечной занятости осведомлена была.
– Не отфутболит, – покачал головой Валерка и добавил без прежней уверенности: – Не должен.
Он вспомнил, что не так давно генерал Орлов отчитал Гурова за сердобольность, заявив, что благотворительные акции в отношении просителей со стороны он рассматривает как профессиональную слабость полковника. Ох, Гуров тогда разобиделся! Парнишку, который за отца просить пришел, чуть не бортанул. Вернее, отправил уже восвояси, да натура не позволила, вернул. Вернул и помог. Громкое тогда дело вышло, а Гуров довольный ходил и даже генералу высказал, что работа, мол, его в том и заключается, чтобы людям помогать.
– Что притих? Дошло, что Гуров твой не волшебник и не все в этом мире ему подвластно? – грустно пошутила Нина.
– Все не все, а кое-что точно. Сделаем так: ты посидишь здесь, незачем толпой к Гурову вваливаться, а я пойду переговорю с ним. Получу добро, вернусь за тобой.
– А если не получишь?
– Получу. Мы с ним сколько лет в одной упряжке, неужели откажет? – Валера будто сам себя убеждал. – В крайнем случае напомню, сколько раз я его поручения вне работы выполнял. Но это в самом крайнем… Ладно, жди, Нинок. И не кисни, найдем мы твоего Паню. Живого… – Он осекся, поняв, что только что чуть в лужу не сел. Но Нина все поняла и печально закончила:
– Или мертвого. Да, Валера, теперь уже речь идет именно о таком раскладе. Что ж, сама виновата, нечего было из дома выгонять. – Она снова начала хлюпать носом, и Жаворонков поспешил убраться из парка.
– Я постараюсь вернуться побыстрее, – бросил он на ходу.
Нина осталась одна и с трудом подавила нахлынувшие в очередной раз слезы. Плакать сейчас, когда проклюнулся новый шанс, ей показалось занятием глупым. Уж лучше провести время ожидания с пользой. В чем заключается эта польза? Эх, жаль, она не любительница фильмов и книг детективного жанра, сейчас бы знала, что нужно делать. Наверное, вспомнить тот день, когда видела Паню в последний раз, в мельчайших подробностях? Похоже на то. Ведь Гуров наверняка с этого допрос начнет. Или это называется не допрос, а беседа? Плевать, как бы ни называлось, главное, чтобы состоялось.
Воссоздать сцену на автовокзале несложно, она и так стоит перед глазами двадцать четыре часа в сутки. Вот она просматривает табло с расписанием автобусных рейсов, вот бежит к посадочной площадке под номером шесть, вертит головой в поисках любимого. Затем разворачивается и натыкается взглядом на седую шевелюру и ярко-оранжевую с черными полосами толстовку. И все. Дальше – ступор. Нет, помнить-то она все помнит, только сможет ли заставить себя рассказать кому-то о том, что почувствовала тогда и что чувствует теперь?
Спросит ли Гуров, почему она сразу не побежала к машине? Почему не набрала номер Пани, когда поняла, что машина уезжает? Сможет ли она объяснить, как вышло, что Николай вообще оказался сперва на вокзале, а затем в той злополучной машине? Поймет ли он, что вся проклятая ситуация – не более чем досадное недоразумение. Нет, нет, думать сейчас об этом совершенно неуместно. Валерка прав, теперь все гораздо серьезнее. Теперь речь идет о жизни и смерти. Больше нет сбежавшего жениха, нет глупой размолвки, теперь есть пропавший человек. Может она или не может вспоминать тот день, тяжело ей или стыдно, о себе и своих чувствах придется забыть.
«Только бы он согласился, только бы Валерке удалось уговорить Гурова помочь! Господи, хоть бы все закончилось благополучно! Я просто не вынесу бремени вины. Боже, только не это. Что угодно, только не это!» – Нина молилась отчаянно и безнадежно, даже не осознавая этого. Молила того, кого не знала, в кого не верила и даже не задумывалась о самом его существовании. Просила о снисхождении, как дети просят о прощении, не до конца понимая, в чем их вина. Разница лишь в том, что свою вину Нина ощущала всем естеством. Она виновата в том, что Паня исчез. На ней лежит ответственность, и, если все закончится ужасно, этот крест ей придется нести до конца жизни.
Глава 2
– Надо помочь человеку, Лев Иванович! Очень надо. Вы же знаете, если бы не крайние обстоятельства, я бы ни за что…
Валерка Жаворонков навис над столом полковника Гурова, уперев руки о край столешницы. Ему нечасто доводилось выступать в роли просителя, и от этого он усердствовал сильнее, чем того требовали обстоятельства. Щеки его раскраснелись, голос возвысился, грозя вот-вот сорваться на фальцет, язык не поспевал за мыслями, отчего слова путались и набегали одно на другое. Гурову же такие сцены были не в новинку. У него, можно сказать, иммунитет выработался относительно бурных проявлений эмоций со стороны просителей. Невозмутимость полковника росла пропорционально накалу страстей просителя. Вот и сейчас, наблюдая за тем, как отчаянно капитан Жаворонков пытается убедить его в эксклюзивности жизненной ситуации своей знакомой, Лев отстраненно размышлял о том, как, в сущности, банальны все эти истории. Банальны до тех пор, пока не копнешь.