Подвиг майора(Рассказ об одном герое)
Шрифт:
Это не было обычное собрание, это был их последний митинг, взволнованный и единодушный. А когда Скрипник объявил приём в партию, люди бросились искать бумагу. Короткие горячие заявления писали на обрывках, на кусках старых газет, даже на обороте немецких листовок, призывавших сдаваться в плен. В этот час, когда наступало последнее, самое трудное испытание, когда впереди были смерть или вражеская неволя, люди хотели идти в свой смертный бой коммунистами. И тут же десятки беспартийных были приняты в ряды партии.
Они не успели даже спеть «Интернационал» — время кончилось, в форту загремели взрывы снарядов. Враг шёл в решительную атаку. Все заняли свои места
Но сначала появились самолёты. Они летели низко, один за другим, и первый сбросил над фортом ракету, указывая цель остальным. Дождём посыпались бомбы, на этот раз самые крупные.
Гулкие, тяжёлые взрывы громовыми раскатами непрерывно грохотали вокруг, прочные кирпичные своды казематов ходили ходуном над головами людей. Там и здесь происходили обвалы, и бойцы гибли, засыпанные земляной массой осевшего вала. Это продолжалось долго, но никто не мог бы сказать, сколько времени прошло, — слишком были напряжены нервы людей. А потом сразу, за последними разрывами бомб, раздались крики автоматчиков, ворвавшихся на внешний вал, загремели гранаты во дворике, а в центральный двор «подковы» толпой ворвались солдаты врага. И уже не слышалось очередей четырёхствольного пулемёта — он был уничтожен во время бомбёжки.
В этот день и на следующее утро в рукопашных боях сопротивление защитников Восточного форта было окончательно сломлено, и те, кто уцелел, оказались в плену. Автоматчики обшаривали один каземат за другим — искали Гаврилова. Немецкие офицеры настойчиво допрашивали пленных об их командире, но никто о нём ничего не знал. Некоторые видели, как майор уже в конце боя вбежал в каземат, откуда тотчас же раздался выстрел. «Майор застрелился», — говорили одни. Другие уверяли, что он взорвал себя связкой гранат. Как бы то ни было, найти Гаврилова не удалось, и немцы пришли к заключению, что он покончил с собой.
Гаврилов не взорвал себя гранатой и не застрелился. Он был застигнут автоматчиками в тёмном каземате внутри вала, где последнее время находился его командный пункт. Майор был вдвоём с бойцом-пограничником, который все дни обороны исполнял обязанности адъютанта и порученца командира. Они оказались отрезанными от остального гарнизона и, перебегая из одного помещения в другое, бросали в наседающих гитлеровцев свои последние гранаты и отстреливались последними патронами. Но вскоре стало очевидно, что сопротивление гарнизона сломлено и немцы уже овладели почти всем фортом. Боеприпасов у Гаврилова и пограничника осталось совсем мало, и командир с бойцом решили попробовать спрятаться, чтобы потом, когда немцы уйдут из форта, выбраться из крепости и идти на северо-восток, в Беловежскую пущу, где, как они надеялись, уже, наверное, действуют наши партизаны.
К счастью, им удалось найти надёжное убежище. Как-то, ещё в самом начале боёв за форт, его защитники по приказанию майора пытались прорыть проход сквозь толщу вала. В кирпичной стене каземата была пробита дыра, и несколько бойцов поочерёдно стали прокапывать в валу небольшой туннель.
Работы пришлось вскоре прекратить — вал оказался песчаным и песок всё время осыпался, заваливая проход. Но остались дыра в стене и глубокая нора, идущая в глубь вала. В эту нору и забрались Гаврилов и пограничник в то время, как уже совсем рядом слышались голоса гитлеровцев, обшаривавших соседние помещения.
Оказавшись в узком проходе, майор и пограничник начали руками прокапывать себе путь. Сыпучий песок легко поддавался, и они постепенно стали продвигаться вперёд по ту сторону кирпичной стены каземата, отходя всё дальше от пробитой в нём дыры, причём Гаврилов копал влево, а пограничник— вправо. Они работали с лихорадочной быстротой и, подобно кротам, отбрасывали за спину вырытый песок, засыпая за собой путь. Прошло около получаса, прежде чем в каземат вошли солдаты противника, а за это время командир и боец успели уйти каждый на два-три метра в сторону от дыры, пробитой в кирпичах.
Сквозь стену Гаврилов ясно слышал, как немцы переговариваются, обыскивая каземат Он притаился, стараясь ни одним движением не выдать себя. Видимо, автоматчики заметили отверстие в стене — кто-то из них дал туда очередь. Потом они несколько минут стояли, прислушиваясь, и, убедившись, что там никого нет, пошли осматривать другие казематы.
Гаврилов провёл в своей песчаной норе несколько суток. Ни один лучик света не проникал сюда, и он не знал даже, день или ночь сейчас на воле. Голод и жажда становились всё более мучительными. Как ни пытался он растянуть два сухаря, оказавшиеся у него в кармане, они кончились. Жажду он научился немного успокаивать, прикладывая язык к кирпичам стены каземата. Кирпичи были холодными, и ему казалось, что на них осела подземная влага. Сон помогал забыть о голоде и жажде, но спал он урывками, опасаясь выдать себя во сне неосторожным движением или стоном. Враги ещё были в форту — их голоса слышались то дальше, то ближе, и раза два солдаты заходили в этот каземат.
Он не знал, жив ли его товарищ-пограничник, отделённый от него слоем песка в несколько метров толщиной. Он боялся окликнуть его даже шёпотом — фашисты могли оказаться поблизости. Малейшей неосторожностью он мог испортить всё. Теперь важно было только одно — выждать, пока гитлеровцы уйдут. Лишь в этом были спасение и возможность снова продолжать борьбу. Мучимый голодом и жаждой в этой подземной норе, он ни на минуту не забывал о борьбе и не раз заботливо ощупывал в кармане несколько оставшихся гранат и пистолет с последней обоймой.
Голоса немцев слышались всё реже, и наконец всё вокруг, казалось, затихло. Гаврилов уже решил, что наступило время выходить, как вдруг над его головой, на гребне вала, затрещал пулемёт. И по звуку выстрелов он безошибочно определил, что это советский ручной пулемёт Дегтярёва.
Кто стрелял из него — наши или немцы? Несколько часов он пролежал, мучительно думая об этом. А пулемёт время от времени посылал короткую, скупую очередь. Чувствовалось, что пулемётчик экономит боеприпасы, и это вселило в Гаврилова смутные надежды. Зачем было бы немцам беречь патроны?
Наконец он решился и шёпотом окликнул пограничника. Тот отозвался. Они вылезли в тёмный каземат и прежде всего напились из вырытого тут колодца грязной, затхлой воды. Потом с гранатами наготове осторожно выглянули в узкий дворик. Стояла ночь. Чьи-то негромкие голоса доносились сверху. Это была русская речь.
На валу оказались двенадцать бойцов с тремя ручными пулемётами. Как и Гаврилову, им удалось укрыться в одном из казематов, когда форт был захвачен, а после ухода автоматчиков они вышли и снова заняли оборону. Днём они прятались в каземате, а ночью вели огонь по одиночным солдатам противника, появлявшимся поблизости. Гитлеровцы полагали, что в форту никого не осталось, и пока не успели обнаружить, что именно оттуда раздаются пулемётные очереди, тем более что вокруг повсюду ещё шла перестрелка.