Подвиг начинался в апреле
Шрифт:
В тот пасмурный день длинные девичьи колонны шли к вокзалу из всех районов Свердловска.
Тамара Плотникова всегда была отчаянной девчонкой. В шестнадцать лет она, вместе с другими свердловскими добровольцами, уехала в Нижний Тагил, строила домны, строила печи на Коксохиме. Перед войной Тамара вернулась домой, в Свердловск, а в июле сорок первого отнесла заявление в военкомат. Опять просила, чтобы ее отправили добровольцем. На фронт.
Ее не взяли. Объяснили, что для этого ей надо быть либо медсестрой, либо радисткой. Тамара не
Не помогло и это. Тамара работала токарем-револьверщиком на эвакуированном в Свердловск заводе и все же почему-то верила, что еще не все потеряно, что на фронт она попадет. И в редкие свободные часы наведывалась в военкомат.
На улицах на нее глядели большие яркие плакаты: «Родина зовет!», «А ты что сделал для фронта?».
Девушка чувствовала себя виноватой, хотя целыми днями, почти без выходных, работала для фронта. Но этого ей казалось мало. В апреле Тамара узнала: девчат наконец-то берут добровольцами в армию.
Тамару Плотникову пытались отговаривать, но она и слушать ничего не хотела, смеялась, отмахивалась:
— Отсиживаться в тылу не стану.
Уложила вещевой мешок, перекинула за спину старенькую гитару и пошла в военкомат.
К свердловскому вокзалу она подходила в колонне добровольцев Кировского района.
В этой же колонне была и студентка Уральского индустриального института Рита Боброва. Как и Тамара Плотникова, она долго обивала пороги райвоенкомата и комсомольского райкома. Как и Тамара Плотникова, она смогла попасть в армию лишь после призыва комсомольского ЦК.
ПУТЬ НА ЗАПАД
15 апреля 1942 года тысячи комсомолок Свердловской области собрались в железнодорожном клубе имени Андреева. Как гигантский растревоженный улей, гудело это обычно тихое, спокойное здание, расположенное возле свердловского вокзала.
Девчат привозили поезда и машины. Девчата приходили пешком из разных концов города. Здесь были добровольцы из Асбеста и Белоярки, из Арамиля и Первоуральска, из Камышлова и Талицы, из Ирбита и Серова. Не было в нашей самой «городской» в стране области ни одного города, ни одного крупного рабочего поселка, который бы не послал на подвиг своих дочерей.
В одной из комнат клуба работала медицинская комиссия. Конечно, она не успела пропустить за день всех добровольцев, но очень многие из них комиссию здесь прошли. И кое-кому из Свердловска пришлось вернуться домой.
А тем временем в зрительном зале клуба шел концерт. В нем принимали участие и профессиональные, и самодеятельные артисты Свердловска. И в зрительном зале, как и на сцене, не было в тот день постоянного состава. Уходили со сцены одни артисты, появлялись другие. А из зала уходили одни зрители, и их места тут же занимали другие. Между выступлениями перед репликами конферансье часто слышалась громко произнесенная девичья фамилия и короткий приказ:
— На выход!
И кто-то из рядов начинал торопливо протискиваться к дверям.
Урал торжественно проводил своих дочерей. В конце дня возле клуба имени Андреева состоялся митинг, гремел оркестр, произносились напутственные и прощальные речи. Урал умеет провожать своих сынов и дочерей на подвиг.
А потом нестройной, извилистой колонной добровольцы потянулись на Сортировку, где ждал их длинный эшелон. В нем было 64 теплушки.
Подруги с Высокогорского завода (1942 г.) Слева направо: Вера Повенских, Нина Волженина, Тамара Кузьмина, Нина Климова.
Слева направо (вверху): Тамара Сазонова (1943 г.), Нина Климова (1943 г.); Лида Изотова (1942 г.); внизу: Женя Даниленко (1943 г.). Вера Повенских (1943 г.), Дуся Густомесова (1945 г.).
Этот эшелон шел на запад дней десять. Он подолгу стоял на больших станциях и маленьких разъездах. Он пропускал вперед себя составы с пушками и танками, эшелоны остриженных наголо новобранцев. Он пропускал встречные санитарные поезда — грустные и тихие.
— Куда вас везут, девчата? — спрашивали на стоянках «ходячие» раненые.
— Сами не знаем, — отвечали девушки. — Куда-нибудь да привезут.
На станциях и разъездах новобранцы из попутных эшелонов знакомились с уральскими девушками, просили «адресок», обещали написать с фронта.
Однако будущего своего адреса девчата не знали.
В девичьих теплушках часто пели, плясали. Девчата выпускали «молнии», «боевые листки» и всяческие «крокодилы». Не умолкали шутки и смех. Наверное, с начала войны это был самый веселый эшелон из тех, что шли к фронту.
На некоторых станциях уральских девчат встречали с гармошками, даже кое-где с оркестрами. На станции Агрыз добровольцев ждали громадные накрытые столы. На них дымились миски с супом и кашей, лежали горки соленых огурцов, квашеной капусты. Целый пир по военному времени!
Смеху было за этими столами! Кто второпях съедал две каши, кто — два супа, а кому одни огурцы доставались…
В эти же дни был сформирован и ушел на запад эшелон, в котором ехали комсомолки-добровольцы из Пермской области. Среди них была медсестра Мария Грудистова, ставшая впоследствии известным в столице воином.
Мария приехала в Пермь в июле 1941 года, после окончания медицинского училища в Астрахани. В первый день войны, 22 июня, девушка еще сдавала выпускной экзамен по военно-санитарному делу и не предполагала, что знание этого предмета понадобится ей довольно скоро.
Из Перми двух выпускниц Астраханского медицинского училища — Марию Грудистову и Любовь Миляеву — направили в Нижнюю Курью, в больницу водников. Многие работники этой больницы ушли на фронт. А тем, кто остался, приходилось работать буквально без сна и без отдыха. Порой врачи, сестры не выходили из больницы неделями.