Подвиг продолжается
Шрифт:
— Например... Когда была маленькой, лет одиннадцати-двенадцати, в ясный летний день лежала я как-то на крыше. Лежу и смотрю в небо. Оно чистое-чистое и очень голубое. У меня уже начала кружиться голова, как вдруг образовалось желтое пятно, потом оно расплылось и на какую-то секунду появился из него старик с бородой, в царской короне, в золотой ризе. Взгляд строгий, мудрый. Вот как сейчас вижу его... Вы не смейтесь, я серьезно.
— Я не смеюсь.
— Чем угодно могу поклясться, все это сама видела и запомнила на всю жизнь. Что это такое?
— Трудно сразу объяснить. Какая-то галлюцинация зрения..
— Были, конечно. Бабушка в церковь ходила. Еще один случай, — вновь заговорила Тося. — Когда мы с Семеном решили пожениться и пошли в загс, встретилась нам горбатая старуха. Она так нехорошо досмотрела, что у меня ноги подкосились. «Не будет мне жизни с Семеном», — подумала я. Так и оказалось. Что это такое?
— Тут, думаю, просто случайное совпадение.
— У меня часто так бывает. Вчера я вас прямо ненавидела, что все наши планы расстроили, а потом, как сказали: «Откройте сумочку и достаньте фотокарточку майора», — у меня так и дрогнуло что-то в груди. И откуда вы все знаете? Теперь вот сижу с вами и рассказываю, как давно знакомому человеку... И с Анной Ивановной у меня так же получилось. Стою я в поликлинике у окна, а на сердце такая печаль, едва слезы сдерживаю. Подходит Анна Ивановна, смотрит на меня, будто в душу заглядывает, и тихонько говорит: «Не горюнься, Тосенька, придет твое счастье, скоро придет». И знаете, с меня печаль как рукой сняло. Я сразу поверила ей и не могла больше от нее отстать. Приворожила, что ли. Только сегодня и почувствовала себя свободной, будто отходит она от меня...
Алексею хотелось возразить Тосе, но он сдержался, боясь оттолкнуть неосторожным словом.
— Когда Анна Ивановна предложила мне ехать с ней в Воркуту, я сразу согласилась. Только боязно было сперва, что не знаю жениха. Но Анна Ивановна умеет приворожить человека. Вы, пожалуйста, не смейтесь. Не хотела вам говорить, а теперь скажу все, как было. Анна Ивановна знает такое колдовство, которое действует сильнее гипноза. Надо в самую глухую ночь сходить на кладбище и с трех могилок из-под трех кореньев взять землицы и завязать в узелок. Носить его всегда с собой. Если муж будет плохо относиться, то подсыпать ему в стакан.
— И вы взяли?
— Нет, не пришлось. Мы сначала сходили днем, посмотрели, где эти могилки, а позавчера пошли поздно вечером. Думали, возьмем и сразу на поезд. Но неудачно. Ночь была лунная, и когда подходили к кладбищу... Мы же не через ворота хотели, а сбоку, там в стене кирпичи разобраны. Подходим, а нам навстречу машина выехала. Анна Ивановна сразу забеспокоилась, сказала, что все пропало, нас шофер заметил, а надо, чтобы никто не видел. Мы и вернулись ни с чем. А вчера вы помешали. Так и не удалось взять.
— Жалеете?
— Не знаю, теперь как-то прошло, вспоминается, будто сон. Только я не верю, что Анна Ивановна сделала что-то плохое.
— В присвоении чужих вещей уже призналась, а кроме того, она подозревается в более тяжком преступлении.
— Не пугайте. Вы все время шутите и теперь нарочно пугаете меня, — и Тося заторопилась: — Надо домой.
Алексей не стал удерживать, проводил ее до трамвайной остановки.
Утром на дежурной машине Русов с двумя понятыми и Тосей поехал на кладбище. То ли чутье оперативного работника, то ли простое человеческое любопытство подталкивали Алексея взглянуть на три могилы, которые Лещева облюбовала для получения «чудодейственной» землицы.
Вот и разобранное звено в заборе. По едва заметной тропинке, густо заросшей высокой травой, петляя между оград и памятников, они долго шли, чуть ли не через все кладбище, несколько раз пересекая усыпанные гравием дорожки. Наконец увидели свежие холмики с венками из живых цветов, а чуть поодаль — заросли кустарника и высокие деревья с развесистыми кронами.
Алексей осмотрелся. Место глухое, вдали от дороги, тишина. Рядом стоят два тополя и уродливо изогнутый ясень, а под ними три холмика.
— Жутко как-то, — сказала Тося и поежилась, — а я с завязанными глазами и ночью должна была...
— Почему с завязанными?
— Чтобы не видеть, какую землю возьму. Анна Ивановна велела вот так обойти могилы и здесь опуститься на колени.
Алексей заглянул под один куст, под другой, стал раздвигать траву и мелкий кустарник. Вдруг он нащупал какой-то твердый предмет. Нагнулся. Ого! Топор. Вытащил, повертел в руках. Старый, ржавый, зазубренный топор, с расхлябанным, расщепленным топорищем. Когда-то им, очевидно, кололи дрова. Только странно: как он мог оказаться на кладбище? Алексей положил топор на землю и продолжал осматривать кусты.
Когда через минуту он поднял голову и взглянул на Тосю, то был удивлен ее бледностью. Она стояла и покачивалась из стороны в сторону, вот-вот упадет на землю. Алексей стремительно бросился к ней, не на шутку перепуганный, подхватил ее за плечи.
— Что с вами, Тося?!
Она закрыла руками лицо и так стояла неподвижно, наверное, с минуту.
— Что случилось? Что?
— Ничего, — наконец-то вымолвила она. — сейчас пройдет.
— Нет, вы скажите, что произошло?! — допытывался Алексей.
— Это топор из нашего двора... Еще на днях хозяйка искала... — сорвалось с побелевших Тосиных губ.
Внезапное признание
Прощание было недолгим. Русов обошел кабинеты уголовного розыска, пожал руки всем, кого застал на месте, и отправился на вокзал. Прощай, Волгоград! Прощайте, люди, с которыми успел познакомиться в этом замечательном городе! Доведется ли встретиться?
Возможно, с кем-нибудь и сведет судьба. Но наверняка Алексей встретится с одним человеком — с Лещевой. Когда она призналась в присвоении и распродаже вещей, этого было достаточно, чтобы получить санкцию прокурора на ее арест. Однако впереди предстояла большая работа.
Преступник нередко сознается в меньшем преступлении, чтобы уйти от ответственности за более тяжкое. На это, очевидно, и рассчитывала Лещева. Однако за те пять суток, пока ее везли от Волгограда до Сыртагорска, она могла многое передумать, выдвинуть новые версии. Торопиться с выводами не следовало. Но воображение у Алексея работало настойчиво, и в голове сложилась вполне вероятная история гибели Малининой. Необъяснимым оставался лишь один факт — письмо, которое пришло из Воркуты.