Подвиг продолжается
Шрифт:
— Кто там? — спросил, подходя к окну, хозяин. На улице качался от слабости, словно воскресший после расстрела, участковый милиционер Михаил Шевченко. С простреленной грудью, он долго лежал на снегу, а когда бандиты ушли, каким-то чудом дополз до крайней хаты.
Подхватив раненого, хозяин ввел его в избу, перевязал кровоточащие плечо и ногу, одел в чистую рубаху.
И тут в ворота бешено застучали приклады.
— Лезь в подполье! — хозяин указал Шевченко на лаз.
В избу ввалились двое бандитов. Они чиркнули спичкой, осмотрелись.
— Кто
— Никого не было, — ответил хозяин.
— Врешь! — прервали его бандиты. — Следы к тебе ведут.
— Клянусь богом, никого не было!
Бандиты пошарили в избе, для верности заглянули в печь и с пьяной руганью удалились.
Хотя надежда на выздоровление Шевченко была очень слабая, хозяин все-таки не кинул его в беде. Той же ночью он старательно укрыл раненого на сеновале. А сосед, переодевшись в женское платье, выскользнул, не привлекая внимания бандитов, из села и, чуть не загнав лошадь, сообщил в уезд о нашествии банды.
Был короткий, стремительный бой. Бросая оружие, лошадей, бандиты разбежались.
...На площади села Краишево стоит небольшой обелиск. К подножию обелиска пионеры кладут букеты бессмертника. И он напоминает о мужестве и стойкости бойцов за народное дело.
Недавно случай снова перенес нас в тот страшный январский день, приоткрыл завесу над обстоятельствами, доселе неизвестными. В лагере дзержинцев «Республика бодрых» с ребятами шла задушевная беседа, заговорили о событии в Краишеве. Особенно внимательно слушал рассказ светловолосый паренек Виктор Токарев, начальник штаба дзержинцев.
— Об этом мне говорил дедушка, — вдруг вырвалось у него.
Виктор оказался внуком милиционера Шевченко. Да, Михаил Трофимович все же остался жив. Молодость и могучее здоровье помогли одолеть смерть, глядевшую в глаза. Выздоровев, Шевченко снова вернулся к нелегкой милицейской службе и не только сам еще пять лет с честью выполнял свой долг, но и внука воспитал активным борцом за охрану общественного порядка.
В. ПОЛУБИНСКИЙ
ОН БЫЛ ИЗ БЕЛГРАДА
В одном из залов Волгоградского музея обороны мое внимание привлекло коротенькое объявление. На пожелтевшей от времени бумаге набрано всего лишь несколько строк призыва-обращения. Но каких строк! От них и сегодня веет романтикой революции, горячим дыханием первых лет Октября.
Лаконичный, но страстный призыв требовательно взывал к братьям по классу и духу:
«С о л д а т ы
ч е х и, с л о в а к и, с е р б ы, с л о в е н ц ы, х о р в а т ы, п о л я к и, р у м ы н ы —
в с е,
кому дороги идеи Русской революции, записывайтесь в ряды образцовых и дисциплинированных Советских войск.
Условия приема и запись добровольцев производится на 1-й Мещанской, д. 27.
Вот и все. Немногословно и конкретно.
— И много ли интернационалистов откликнулось на это обращение? — интересуюсь у любезной и словоохотливой девушки-экскурсовода.
— О, очень много! Наш город вместе с первыми частями Красной Армии Республики Советов защищали целые армейские формирования интернационалистов. Многие из них сложили головы за русскую революцию у стен города, многие, получив здесь революционную закалку, после гражданской войны вернулись к себе на родину, большая часть навсегда связала свою судьбу с нашей страной, участвовала в строительстве социализма. Некоторые сразу же из окопов ушли на стройки, Другие — в сельское хозяйство, третьи — в милицию.
— Вы говорите, в милицию?
— А что тут удивительного. В царицынской милиции работали сербы, болгары, венгры, поляки...
Милиционеры-интернационалисты!
Какая судьба их привела в ряды солдат порядка? Как проходила их служба? Как сложилась их жизнь после разгрома белогвардейщины и иностранных интервентов?
Начались поиски, встречи с очень немногими живыми свидетелями тех грозных лет, сбор скупых архивных документов, знакомство с газетными сообщениями почти полувековой давности.
Постепенно, по крупицам восстанавливались биографии этих людей, связавших свою судьбу с судьбой социалистической революции в России. О всех не расскажешь. Их жизненные дороги и милицейская служба могли бы стать сюжетом для большого романа. У меня же скромная цель: рассказать коротко лишь о двух из них.
1
В штаб полка привели солдата, одетого в потрепанную австрийскую шинель. Красноармеец, конвоировавший солдата, доложил дежурному по штабу:
— Подозрительный, товарищ командир. Ходит, выспрашивает: где у вас штаб Красной Армии. Ну вот я, значит, арестовал его и доставил.
Командир, к которому обратился красноармеец, поправил не спеша пулеметные ленты, перехватывавшие крест-накрест его широкую грудь, сдвинул на затылок солдатскую папаху, насупился и выпалил очередь вопросов:
— Кто такой? Откуда? Почему в расположении полка? Что надо? Отвечать честно!
Арестованный вздрогнул и, не спуская глаз с грозного командира, на ломаном русском языке ответил:
— Я сэрб. Молю принять в Красную Армию.
— Что значит «сэрб»? — строго переспросил командир и снова потрогал пулеметные ленты на груди. — Говорить понятливее, не темнить!
В сторонке сидел человек в кожаной куртке и картузе с лакированным козырьком. Он внимательно прислушивался к разговору дежурного по штабу с задержанным. Потом встал, подошел к командиру и опустился рядом с ним на скамью. Внимательно, словно пытаясь заглянуть в душу человека, он мягко спросил:
— Значит — серб, говоришь?