Подвиг продолжается
Шрифт:
— Воров ищет, — поддакнул второй.
— Вы из какой комнаты? — строго спросил Восканян.
— А не из какой. Тоже в гости набиваемся. Тут девочки — пальчики оближешь.
— Марш отсюда, чтобы и ноги вашей здесь не было! — скомандовал Восканян и спросил у девушки, выглянувшей на шум из двери. — Где комендант?
— Последняя дверь направо, — ответила та и громко засмеялась.
Из комнаты коменданта пахнуло водочным перегаром, застоялым запахом табака, лука. На потертом диване храпел пьяный. Восканян с трудом растолкал его.
— А ну, поднимайтесь!
Мужчина глянул мутными глазами, приподнялся и, увидев милицейскую форму, как-то странно съежился.
— Вы
— Ну, я... чего надо?
— Живо умойтесь, приведите себя в порядок!
Через два дня на депутатском совете Восканян доложил о порядках в общежитии. Коменданта сняли с работы, двух пьянчужек выселили. Члены депутатского совета согласились с доводами лейтенанта милиции и решили добиваться передачи одной из комнат общежития под штаб дружины.
5
Поздно вечером Восканян сидел дома за столом, составлял конспект предстоящей беседы с дружинниками. Неловко повернувшись, уронил со стола перочинный нож.
— Тише, Яша, — шепнула жена, — Розочка только что уснула...
Восканян виновато нагнулся, поднял нож, глянул любовно на жену. Какая все-таки Клава сильная, стойкая, терпеливая! Он был постовым милиционером, когда они поженились. У девчонки — работницы кирпичного завода, как говорится, ни кола, ни двора, да и у него столько же. Однако не горевали. Сняли комнату, стали жить. Собираясь па учебу в Саратов, Восканян, откровенно сказать, побаивался, что жена будет возражать. Но Клава сказала просто:
— Если надо, поезжай.
Она даже умолчала, что у них будет ребенок. Не хотела удерживать мужа от поездки. Написала только тогда, когда Яшу зачислили курсантом:
«Не волнуйся, дорогой, учись. Все будет хорошо»...
Да, не пришлось Восканяну первому принять из рук Клавы маленькую Розочку... А теперь у них есть квартира, растет чудная дочка.
— Можно войти? — услышал Восканян.
— Конечно, конечно. Проходите, — ответила Клава.
Александр Суров запыхался.
— Вы сильно заняты, Яков Саркисович?
— Нет, а что?
— Селихов опять буянит. Пришел с работы пьяный. А у него четверо ребятишек. Мерзнут во дворе. Нам одним неудобно к нему идти. Все же в отцы годится... Ребята на улице ждут.
— Я скоро, Клава, — ласково сказал Восканян.
Но вернулся он в первом часу ночи.
— Придется разговаривать с Селиховым на собрании. Детей ведь куча, жалко...
6
Мы идем с Восканяном по людной Морфлотской улице. Плотный, коренастый, он шагает широко, спокойно, по-хозяйски.
— Доброго вам здоровья, — раскланивается пожилой мужчина.
— Здравствуйте, — отвечает Восканян, поднимая руку к фуражке.
— Мое почтение, — певуче приветствует женщина.
Из магазина выбежали две девушки. У одной в руках сверток, у другой через плечо перекинуты ботинки с коньками.
— Здравствуйте, дядя Яша, — дружно крикнули они.
И вновь рука тянется к козырьку.
— Две Людмилы, помните? — улыбается Восканян. — Учатся сейчас прилично, спортом увлеклись. Вот так и работаю уже два года на этом участке. Дар-Гора, Морфлотская, Гурзуфская, Ужгородская... Около пятидесяти улиц и переулков. Одному тут не управиться. Подобрал себе помощников с помощью уличных комитетов, руководителей предприятий... Знаете, как я познакомился с Александром Суровым? Он теперь начальник штаба дружинников. Прессовщик завода имени Петрова, старательный паренек... Иду как-то вечером с совещания в райотделе. Крепко мне досталось. Работаешь, мол, много, но один. Это не дело. И вдруг на Ужгородской улице вижу ребят. Собралось их много, о чем-то разговаривают, смеются. Подошел к ним, поздоровался. И прямо говорю: нужны мне помощники. Разговорились. То да се. В общем, условились, что на следующий день они придут в пятьдесят третью школу в спортивный зал, будем заниматься самбо. Думал, не придут. Нет, пришло двенадцать человек. Василий Великанов, Федор Хамдиев, Виктор Козырев... Все с кирпичного и с завода имени Куйбышева... Хорошие, надежные парни...
— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — здоровается высокая смуглая девушка.
— Здравствуй, Зоя. Сегодня приходи на дежурство. По графику твоя девятка патрулирует.
— Приду, обязательно приду.
— Это Зоя Максимова, дружинница из общежития, — поясняет Восканян. — У нас теперь есть комната. В дружину приняли 38 человек. Удостоверения дружинникам вручали торжественно, на депутатском совете. На занятия в спортзал приходят и школьники-подростки. Теперь у директора школы меньше хлопот с ними. На участке стало тише. С дружинниками шутить опасно. Не поздоровится...
В один из воскресных дней я проходил мимо пятьдесят третьей школы. В спортзале толпились молодые крепкие ребята. А на ковре стоял коренастый, мускулистый Яков Восканян. С зажатым в руке ножом один за другим парни бросались на него и мгновенно оказывались на ковре. Шло очередное занятие дружинников по самбо...
И. РУВИНСКИЙ
РАДИ КРУПИЦЫ ИСТИНЫ
Когда капитан милиции Анатолий Васильевич Волков узнал о цели моего визита, он сказал:
— Ради бога, не изображайте следователя, который видит на три метра сквозь землю и разгадывает детали преступления, как читатель «Огонька» кроссворд. Честное слово, это искаженное представление о нашей работе. И не рассчитывайте на увлекательные погони, на кровавые схватки с приемами самбо и дзюдо, на пистолетные выстрелы. В моей практике эдаких фейерверков не было.
Романтика нашей профессии в другом: в остроте мышления, в умении анализировать. Впрочем, даже слово «романтика» может быть истолковано неверно. Точнее всего сказал Маяковский: «...Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». А мы, хотя и не поэты, но и мы перемалываем тысячи тонн черновой, неинтересной, почти механической работы ради крупицы истины.
Только поймите меня правильно. Эту «мудрость» я тоже познал не сразу. В детстве, в юности наглотался детективов, во сне и наяву видел себя проницательным, сведущим, всезнающим. «Записки следователя» Льва Романовича Шейнина были моей любимейшей книгой. И в погоне за своей мечтой поступил в Саратовский юридический. Был следователем, был помощником прокурора Тракторозаводокого района, был оперуполномоченным ОБХСС, потом старшим следователем следственного отдела Управления охраны общественного порядка. И увлекался работой, и пугался. Бывали горькие сомнения, раздумья, иной раз, не буду скрывать, казалось, что зря избрал этот трудный путь. И только с годами пришло подлинное понимание особенностей нашего труда, его важности, его коллективности, своеобразной, если хотите, красоты отлично законченного следственного дела, меры своей ответственности перед людьми вообще и перед каждым человеком, чья судьба оказывалась в моих руках.