Подвиг Сакко и Ванцетти
Шрифт:
Глядя на окружавших его людей, он старался угадать, чем они занимаются, добывая свой хлеб насущный. Раз он споткнулся, — ему помог подняться негр в кожаной безрукавке, пропахшей краской и лаком. Он увидел плотника со всеми его инструментами. Женщина с крестом на груди мягко дотронулась до его локтя, когда он проходил мимо. Несколько других женщин тихо плакали, — они говорили между собой на незнакомом ему языке. Он слышал говор на многих наречиях и снова подумал о странных и столь отличных особенностях этих людей, которых он так мало знал.
Кто-то остановил его и попросил прочитать молитву. Меньше всего он думал о молитве, когда направил свои шаги на Юнион-сквер. Но как он мог отказать в молитве? Он, кивнув головой, согласился, сказав, что служит в епископальной
— Какая разница, — ответили ему. — Молитва есть молитва.
Его взяли под руки и повели сквозь толпу. Потом ему помогли взобраться на возвышение, и он увидел перед собой безбрежное море лиц. «Господи, помоги мне, — сказал он себе. — Помоги мне. Я не знаю подходящих молитв. Я никогда не был в подобном храме и никогда не видал такой паствы. Что я им скажу?»
Он не знал, что скажет, пока не начал говорить. Потом он услышал свой собственный голос:
— …всю силу нашу — возьми всю силу нашу и дай ее двум людям, двум простым и добрым людям в Чарльстонской тюрьме, продли их жизнь, дай человечеству искупить свою вину…
Но, умолкнув, он понял, что сказал совсем не то. Из человека верующего он стал человеком, полным сомнений, и уже никогда не будет таким, как прежде…
А площадь все заполнялась. В безмолвном и, казалось, бесконечном шествии на Юнион-сквер двигались конторщики и трамвайщики, портновские подмастерья с усталыми глазами, пекари и механики. Многие уходили, но на их место приходило еще больше. Со стороны казалось, что человеческое море остается недвижным и неизменным.
Об этом сообщили в Бостон. В нескольких кварталах от Юнион-сквера помещался нью-йоркский комитет защиты Сакко и Ванцетти. Люди, работавшие в комитете, уже несколько дней не знали ни сна, ни отдыха. Сейчас, несмотря на отчаянную усталость, они черпали бодрость, глядя на толпившийся на площади народ. Они поспешили передать об этом по телефону в Бостон.
— На Юнион-сквере — десятки тысяч! — кричали они в трубку. — Никогда еще не было такой демонстрации протеста. Неужели с этим не посчитаются?
Не только они одни думали, что никогда еще не было такой демонстрации протеста. У одного из окон, выходивших на Юнион-сквер, стоял человек и наблюдал за том, как собирались люди; ему тоже казалось, будто он стал свидетелем чего-то нового, грозного и удивительного, чего еще не бывало в истории трудового народа Америки. Человек следил за тем, что делается на площади, из окна своей рабочей комнаты и все послеобеденные часы провел в ожидании своих товарищей, с которыми он должен был встретиться: он так же, как и его товарищи, был профсоюзным деятелем. В половине четвертого пришел первый из тех, кого он ждал в этот день, — руководитель профессионального союза швейников города Нью-Йорка.
Человек у окна — назовем его председателем — обернулся и с улыбкой протянул пришедшему руку; они были старыми друзьями. Председатель работал в своей промышленности с самого детства; сперва — уборщиком и разносчиком, затем его поставили к машине, потом он изучил производство. Теперь он был руководителем своего профессионального союза и видной фигурой в рабочем движении Нью-Йорка. У него была удобная рабочая комната, и он более или менее аккуратно получал жалованье. Несмотря на успех, который пришел к нему, правда с запозданием, он оставался все тем же, каким его всегда знали друзья, — простым, прямым парнем, с горячим сердцем. Он был крепко сложен и производил впечатление рослого человека, хотя не был высок ростом; лицо у него было открытое и привлекательное, а в живости и непосредственности его движений была такая удивительная простота, что большинство людей находило ее совершенно неотразимой. Председатель взял швейника за плечи и подвел его к окну.
— Гляди! — воскликнул он, показывая вниз, на площадь. — Тут есть на что посмотреть!
— Да… конечно, — ответил руководитель профсоюза швейников. — Но сегодня 22 августа.
— Борьба еще не кончена!
— Вот как? А что мы можем сделать? Осталось всего несколько часов.
— Надо во что бы то ни стало задержать казнь. Хотя бы на двадцать четыре часа. Если мы добьемся отсрочки, мы снова предъявим требования лидерам Федерации [13] .Только одно может спасти Сакко и Ванцетти, а вместе с тем и нас и все американское рабочее движение.
13
Американская федерация труда (АФТ) — профсоюзная организация в США (создана в 1881 г.), объединяющая свыше ста автономных национальных и межнациональных профсоюзов, в которые входит преимущественно рабочая аристократия. Во главе АФТ стоит продажная клика реакционных руководителей— агентов империализма в рабочем движении. АФТ тесно связана с буржуазным государством и организациями капиталистов. Состав ее никогда не превышал 10–12 процентов американского пролетариата.
— Что именно?
— Всеобщая забастовка.
— Ты просто мечтатель, — в сердцах сказал руководитель профсоюза швейников.
— Ты думаешь? Но это та мечта, которая осуществится.
— А если казнь не будет отложена?
— Она должна быть отложена, — настаивал председатель.
— Я бы на твоем месте не стал говорить с другими о всеобщей забастовке. Это мечта. Если мы к ней призовем, мы останемся в одиночестве.
— Что же, дать им умереть?
— Разве их убиваю я? Мечтай не мечтай — делу не поможешь. — Он показал на площадь. — Вот и все, что сейчас можно сделать. Если хочешь, сними трубку и позвони губернатору Массачусетса. Но не думай о всеобщей забастовке. Те, кто мог бы ее объявить, продали свою шкуру, и не один, а пять раз кряду, продали и себя и своих рабочих. А союзы, которые могли бы се возглавить, разбиты, обескровлены. Так что брось пустые мечты.
— Это не пустые мечты, — упрямо возразил председатель.
Он замолчал, погруженный в свои мысли. Некоторое время они стояли рядом, безмолвно наблюдая за демонстрацией. Вскоре к ним присоединился один из низовых организаторов итальянских строительных рабочих. За ним пришел сталелитейщик; десять лет он боролся за создание профессионального союза в Гейри, штата Индиана; он приехал в Нью-Йорк только сегодня утром. Вместе с ним пришли два горняка с медных рудников Монтаны. Горняки прибыли каких-нибудь два часа назад. Это были еще довольно молодые люди с потемневшей кожей, длинными и суровыми лицами, изрытыми, словно оспой, крапинками окалины. Они проделали весь путь от Бьютта по железной дороге — то в товарных вагонах, то на открытых платформах, а иной раз я под вагонами. Горняки из Монтаны добрались до Нью-Йорка, может быть, с небольшим запозданием, но все-таки они были здесь, как обещали председателю. Они крепко пожали ему руку, разглядывая его с откровенным любопытством, — они его никогда раньше не видели, но слышали о нем немало. Председатель тоже знал о них понаслышке; он знал, как в течение пяти лет они бились за то, чтобы организовать горняков на медных и серебряных рудниках горных штатов. Они прошли суровую школу и поневоле вышли из нее суровыми людьми.
Время текло; в комнате появлялись все новые и новые лица. Здесь был и сапожник, и негр из Братства железнодорожников [14] и другой негр из профсоюза работников прачечных. Были тут представители и ювелиров, и шапочников, и пекарей. По мнению председателя, здесь собралась крепкая и довольно авторитетная группа рабочих руководителей — лучшего и желать было нечего, да и разве можно было собрать больше народу к сегодняшнему дню, 22 августа 1927 года, в тот короткий срок, которым располагал председатель?
14
Братство железнодорожников — независимая профессиональная организация железнодорожников США, построенная по цеховому признаку. Возникло в 60-70-х годах прошлого века на базе Общества взаимопомощи.