Подвиг жизни шевалье де Ламарка
Шрифт:
Кипит возмущением и низшее духовенство, почти нищее и бесправное по сравнению с архиепископами, епископами, высшими аббатами, вышедшими большею частью из аристократических семейств.
А все возрастающее городское сословие — ремесленники, купцы, разве оно довольно своим положением при сковывавших их цеховых порядках? Даже цветочницы и торговки овощами обязаны были соблюдать правила своего особого цеха.
Однако, несмотря на эти стеснения, известная часть городского сословия, промышленники, торговцы, быстро богатела и, по мере этого, все острее ощущала свое политическое бесправие. Они не могли принять участие в политической жизни.
Разбогатевшие промышленники, купцы и другие горожане стремились купить место в суде, городском управлении. Правительство, открыв в этом для себя источник дохода, создавало все новые и новые должности, которые продавало.
Но те, кто купили себе должность, уже смотрели на нее как на свою личную собственность и совсем не чувствовали себя служащими правительства. Так правительство подсекало само себя еще и этим. Дворянство с презрением и высокомерием относилось к промышленникам, купцам, городскому сословию, а оно, при возрастающем богатстве, очень остро чувствовало это пренебрежение и постоянные уколы.
Волны недовольства заливали страну во всех слоях общества.
Передовое французское общество томилось под гнетом всего уклада того времени. Свет знания распространялся во Франции трудами «просветителей», писателей, философов, ученых.
Жгучие вопросы философии, науки, политики, религии страстно обсуждались в великосветских салонах, для которых «философ стал такой же необходимой принадлежностью, — говорил один французский буржуазный историк, — как люстра со своими яркими огнями».
Недовольство, не всегда вполне осознанное, критика существующих порядков, религиозных легенд и власти католической церкви, новые, смелые идеи — все можно было услышать в салоне. Люди разных направлений, от монархиста до крайне левого республиканца, встали в оппозицию к правительству, к политическому строю.
Не замедлили появиться разные проекты нового политического уклада.
Громко на весь мир раздается голос Руссо: «Человек родился свободным, и везде он в цепях». Он был свободным, когда не было частной собственности, то был золотой век. Ему пришел конец, как только люди стали огораживать участки земли, говоря: «Это мое!» Если бы нашелся тогда человек, который, выдернув колья и засыпав межи, воскликнул: «Не слушайте этого обманщика! Вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля — никому!..»
«Тогда, — говорит Руссо, — род человеческий был бы избавлен от горя и зла, от войн и убийств. Такого человека не нашлось, и вот оно, современное общество… глупец руководит мудрецом, и горсть людей утопает в роскоши, тогда как голодная масса нуждается в самом необходимом…»
Общество должно быть создано путем договора, — проповедует Руссо. Он пишет «Общественный договор», на основе которого может быть создано общество, в котором нет неравенства.
Руссо глубоко заблуждался, думая, что такое общество возникнет путем договоренности между людьми; всем известно, что золотого века никогда не было, и первобытное общество совсем нельзя представлять себе раем.
Но важно то, что смелая и резкая критика общественного строя, протест против насилия и угнетения, идеи «Общественного договора» воспламеняли сердца, звали к борьбе за свободу, будили страстное желание сбросить цепи рабства, в какой бы области они ни налагались.
Общество насквозь пропиталось горючим материалом протеста и гнева.
Нагнетанию
Каждый том ее тяжелым молотом бил по общественному строю Франции и всем ее устоям. Каждый том ждали как праздник, как большое общественное событие. Энциклопедия выступала против феодального строя, абсолютной монархии и церкви. Она содержала статьи о всех новостях науки и техники. Энциклопедия отражала надежды и интересы «третьего сословия», ищущего выхода на историческую арену. Энциклопедия стала культурным маяком, свет которого проникал далеко за пределы Франции.
Это был вдохновенный коллективный труд, проникнутый единой волей и стремлением покончить с прошлым, вскрыть его язвы, очиститься от них и помочь родной стране встать на светозарный путь свободного развития творческих сил.
…Лишь при дворе процветала беспечность. А если тревога и появлялась у кого-либо, кому вдруг начинало казаться, что все они ходят по вулкану, то этикет не мог позволить вылиться ей наружу. Тревогу прятали под маской легкомыслия.
В Малом Трианоне королева играет в деревенскую простоту. Только летом 1783 года здесь для нее построили прелестную деревеньку из нескольких домиков, каждый с фруктовым садом, а при деревеньке — мельницу, курятник, сарай, молочную ферму. Потом понадобились теплицы; их тотчас построили, забыв, что очень недавно снесли одну теплицу, в то время самую дорогую и знаменитую в Европе. Дело в том, что королеве на этом самом месте захотелось видеть большой утес и настоящую реку!
Она пожелала иметь пруд для рыбной ловли, и он не замедлил появиться вместе с 2349 карпами и 26 щуками, в него пущенными.
Собирались начать большой ремонт Версальского дворца. На все это нужны были деньги, а их давно не было в королевской казне. Ну так что же? Новый займ, еще займы — вот и пополнение пустой казны!
Королева любила оригинальные празднества-карнавалы. Такой праздник 18 июня 1785 года обошелся французской нации в четыреста тысяч ливров. Еще займы, опять займы.
Королева не стесняется в расходах на преобразования согласно своему вкусу в Малом Трианоне. Займы покроют все расходы.
А король, где же он, Людовик XVI? Как озабочен он бедственным состоянием своей страны?
Он изредка танцует, чаще делает замки в маленькой кузнице, примыкающей к его кабинету (король очень любит слесарное дело!), и больше всего страстно охотится в лесах Фонтенбло. Король предоставляет своим министрам право занимать какие угодно суммы, у кого угодно и под любые проценты, повышать налоги в той мере, как они это найдут нужным, и торговать всеми государственными должностями и титулами…
< image l:href="#"/>Ламарк ищет защиты у Национального Собрания
Версальский дворец широко раскрывает главные двери в зал, где должно происходить открытие собрания созванных по всеобщему настоянию представителей всех сословий — Генеральных Штатов.
В распахнутые двери во всем блеске золотого шитья, кружев и бархата торжественно проходят депутаты аристократии, в то же время узким боковым входом протискиваются небольшими кучками в своих мещанских костюмах представители «третьего сословия».