Подвиг жизни шевалье де Ламарка
Шрифт:
В это время он не думал таким расположением отразить родственное происхождение растений. Надо заметить, что термин «сродство» был уже принят в науке. Но если ему теперь придают смысл — «происхождение», то тогда под этим словом имели в виду близость по внешнему виду — сходство и только.
Интересно, что во Введении к «Флоре Франции» Ламарк говорит, что эту цепь растений надо начинать с самых простых растений, «являющихся, на наш взгляд, как бы первыми зачатками растительной организации». Однако «Флора Франции» открывается классами высших растений.
Почему же? Зачем Ламарк нижний конец намеченной
Там же, во Введении, он пишет, что после того, как цепь установлена, ее надо перевернуть, «дабы придать серии форм ее естественное положение, и нужно начать с показа растений, организация которых представляется наиболее полной и активной».
Так поступает Ламарк потому, что он еще далек от мысли о происхождении растений низших от высших. Он не видит их связанными узами единого происхождения. Поэтому его главная забота в этот период — описать огромный фактический материал в более удобном, чем это делалось до него, порядке.
Он, как и другие ботаники его времени, уже отошел от линнеевского принципа классифицировать организмы по немногим признакам. Теперь стремились охватить всю совокупность признаков. Да и сами признаки, по выражению Жюсье, «…взвешивались, а не подсчитывались».
И Ламарк делает это во много раз удачнее других ботаников, полнее учитывая признаки и применяя замечательный дихотомический ключ для определения растений.
Он приблизился к построению естественной системы, — такой, которая основана на связях по происхождению, совсем не помышляя о них. Сила самих фактов направляла его правильно объединять многие семейства в естественные группы.
Но все-таки Ламарк, как и Жюсье, и все другие, судил о растениях по их внешности, а наружность подчас весьма обманчива!
Поэтому и у Ламарка встречаются в одной группе растения на самом деле далекие друг от друга по происхождению. Ворсянку он отнес к классу сложноцветных за сходство соцветий, а по происхождению они имеют очень далекие связи и принадлежат к разным семействам. И такие ошибки с точки зрения современной классификации у Ламарка очень часты. Он, например, объединяет в одну группу некоторые семейства двудольных, однодольных и хвойных растений.
Эти ошибки — дань искусственным системам, и они неизбежны у всех, кто классифицирует организмы без учета их родственных связей.
Но об этих недостатках «Флоры Франции» можно говорить в наше время, когда наука вооружена учением Дарвина об историческом развитии всей живой природы и когда непременно отыскивают связи по происхождению между организмами, если хотят их классифицировать.
Ламарк в 1778 году совсем не эволюционист, хотя он знаком с сочинениями Бюффона и других ученых, в которых много правильных догадок о происхождении организмов друг от друга, догадок интересных. Но еще предстоит огромный путь, прежде чем возникнет первая эволюционная теория…
В это время Ламарк довольно равнодушно относился к учению о неизменности видов. Он и не возражал против него, и не горел желанием поддерживать его.
Можно сказать, что это учение на первых порах не мешало ему, и он, видимо, мало задумывался над вопросом: верно оно или ложно. Он, составляя «Флору Франции», инвентаризировал растительный мир и на том этапе его научной деятельности не испытал затруднений, пользуясь привычным научным орудием — понятием о неизменности вида.
Если Руссо открыл французам глаза на родную природу, заставил полюбить ее, то Ламарк показал, как разобраться в ее блистательном многообразии.
Он представил французам инвентарь их лесов, лугов, степей и гор, выполнив долг ученого перед своим народом, «…растительность родной страны, конечно, — говорит крупнейший русский ученый, ботаник В. Л. Комаров, — должна быть изучена в первую очередь. Это долг ученого перед народом».
«Флора Франции» содержит ясные, точные описания и двойные названия — бинарную номенклатуру растений, причем по-французски и по-латыни. Приложены специально придуманные Ламарком дихотомические таблицы для начинающих, ключи для определения родов и видов растений.
Достоинства «Флоры Франции» были очевидны. Никогда еще не было книги такой удобной для пользования, с такими краткими и изящными анализами растений да еще с номенклатурой на двух языках одновременно. Все это было очень ново, свежо, оригинально.
Так появился на свет первый определитель растений.
Своим самоотверженным трудом, положенным на создание «Флоры», Ламарк доказал, как необходимы дихотомические или, как их еще называют, аналитические таблицы для изучения и определения растений.
Все теперь существующие определители основаны на этом принципе.
Пусть же юный читатель, пожелав найти по современному определителю название какого-нибудь растения и с радостью узнавший его, благодарно вспомнит имя Жана Батиста Ламарка!
Французы могли изучать родную флору на своем языке. Не удивительно, что «Флора Франции» была встречена с восторгом как патриотический дар. Все, в ком был разбужен интерес к ботанике произведениями Руссо, могли удовлетворить его теперь, пользуясь книгой Ламарка.
Немало молодых людей отдали себя служению ботанике после прочтения ламарковской «Флоры».
Родоначальник «династии» знаменитых ботаников де Кандоллей (четыре поколения!) О. П. де Кандолль пишет, что именно знакомство с «Флорой» и ее автором склонило его окончательно к занятиям ботаникой. Об этом имеется следующее воспоминание в его мемуарах:
«Я познакомился с Ламарком, — пишет он, — довольно странным образом; о встрече этой я рассказываю потому, что она имела непосредственное влияние на направление моих работ. Я знал его в лицо по заседаниям в Институте, но у меня не было никакого повода для личного знакомства. Я заметил, что перед заседаниями Института он часто приходит один обедать в маленький ресторанчик вблизи Лувра, где обедал и я. Я и подговорил моего товарища Пиктэ прийти в ресторан и сесть как бы нечаянно за стол, у которого всегда садился Ламарк. Там я затеял с Пиктэ разговор о моих занятиях по ботанике и о том большом значении, которое имела для меня „Флора Франции“… Ламарк внимательно слушал наш разговор и, наконец, вмешался в него. Затем он пригласил меня к себе, чем я и воспользовался, но так как он был в это время совершенно поглощен своими возражениями против новых химических теорий и его невозможно было заставить разговаривать о ботанике, то пользы из этого знакомства я извлек мало».