Шрифт:
1
— Внимание! До окончания работы маршевого двигателя: три… два… один… Двигатель остановлен. Следующее включение двигателя через… сорок три минуты и двадцать секунд. Разрешается покинуть ложементы. Покидать пределы капсулы высшей радиационной защиты строго не рекомендуется. До начала следующего динамического манёвра все личные вещи и предметы должны быть закреплены в соответствии с полётной инструкцией номер…
— А-а, чёрт! — тихо выругался завозившийся на своём месте Седых, и приятный женский голос бортовой информационно-управляющей системы умолк на полуслове. Все остальные дружно сделали вид, что так и нужно. Приятный-то он приятный, особенно в чисто мужской
Валентин украдкой огляделся… Хотя да. Украдкой, как же. В отсеке объёмом чуть больше восьмидесяти кубометров даже кому-то одному было не слишком просторно — всемером же было в буквальном смысле не развернуться, не повернуться. По лётному расписанию предполагалось, что космонавты большую часть времени проведут в других обитаемых отсеках космического корабля, а в капсулу высшей радиационной защиты будут возвращаться только для сна. Вот только у Солнца, как оказалось, были свои собственные планы. Протуберанцы покидали раскалённый шар светила с завидным постоянством, заставляя метеочувствительную часть жителей Земли мучаться головными болями от непрерывных магнитных бурь, а покорителей Красной Планеты — куковать в радиационном убежище, пережидая «порывы» солнечного ветра.
Разумеется, ситуация на борту «Гагарина» даже близко не была нештатной. Если не считать некоторого, вполне умеренного дискомфорта членов экипажа, вызванного объективными обстоятельствами, в остальном полёт проходил практически идеально. Все основные системы корабля функционировали без сбоев, предписанные манёвры выполнялись идеально и научные эксперименты велись без отставания в расписании. Ну а вынужденное сидение в ограниченном объёме в тесной компании, право слово, можно было и потерпеть. Вот и сейчас, получив разрешение от системы, космонавты устроились поудобнее — насколько это вообще было возможно в тесноте и невесомости — и приступили к исполнению личных программ. Выходить из капсулы для этого было не нужно.
— Приступаю к проведению внешнего осмотра блоков маневровых двигателей с третьего по шестой, — вслух отчитался Акира Накамура, натягивая на руки сенсорные перчатки. Перед его лицом был развёрнут универсальный сенсорный же пульт-экран, такой же, как и у остальных участников международной экспедиции, но японец в него даже не смотрел, опустив со лба на глаза очки виртуальной реальности.
— Разрешаю приступить к осмотру, — подтвердил Валерий, визируя разрешение БИУС на запуск универсального ремонтного дрона. Остальным одобрения на свою деятельность не требовалось.
Пока длился межпланетный перелёт, главным над семёркой космонавтов был он, капитан Громов. На поверхности Марса, сразу после касания тверди планеты опорами марсианского шаттла, командование переходило к американцу Сэмюэлю Вудхарту. Логичное решение, хоть и принятое под давлением политиков, желающих во что бы то ни стало продемонстрировать «национальную гордость» и ещё кучу всего национального. Крайне важного для жителей родной планеты — и гораздо менее актуального для первых в истории Человечества «марсиан»…
— Моя очередь пользоваться санблоком, — предупредил Алуру Индрарам, отводя в сторону подвижную штангу с экраном-консолью. — Никому… эээ… срочно не надо?
— Иди, друг, выполняй свою важную медико-биологическую миссию, — не отрываясь от пульта, высказался Джонатан Джефферсон. — Не забудь вовремя предоставить отчет по результатам согласно форме А-32-С.
Экипаж отозвался сдержанным фырканьем и одобрительными хмыками — американский пилот и драйвер в своей излюбленной манере смешал «шутку ниже пояса» с тонкой отсылкой «только для своих»: «тридцать вторая, специальная» форма А заполнялась по результатам осмотра сопла маршевого электрореактивного двигателя. Двигателя, питаемого энергией от атомного реактора.
…Полет пилотируемой миссии к Марсу изначально былполитизированным событием. Экипаж постарались оградить от информационного шторма в интернете и медиа, всё усиливающегося по мере приближения даты старта, но полностью отстраниться у космонавтов не получилось. Особенно в последние несколько месяцев, когда ударные каждодневные тренировки закончились. Пришлось давать интервью, зубрить, а потом с приклеенной к лицу улыбкой от себя повторять одни и те же пункты про сотрудничество, мир во всём мире, дружеское взаимодействие государств и корпораций-транснационалов… И аккуратно обходить «острые», по мнению журналистов, темы — вроде отсутствия на борту космонавта от европейских стран и присутствия индуса, «третьего русского», как успели заявить некоторые.
Бесполезно было даже пробовать объяснить, что экипаж набирался по вполне понятному алгоритму «кто что сделал, тот тем и управляет». Что двое русских в экипаже составляли полную полётную команду для «Гагарина», закрывая все необходимые области знаний и навыков для управления атомолётом в штатных и не очень ситуациях. И что двое американцев тоже не с потолка были выбраны (и уж точно не в пику России) — значительная часть уже развернутой марсианской инфраструктуры принадлежала именно их стране. «Слишком очевидно», — заявляли «эксперты», — «а значит — неправда». И увлечённо продолжали грызться с другими такими же «экспертами» в социальных сетях. Редкие здравомыслящие голоса о том, что Марс не станет «исконно американским» (русским, китайским, индийским, японским — на выбор) в зависимости от того, чей ботинок первым коснётся его поверхности, тонули в многоголосом хоре «признанных знатоков политики и космоса». А уж что говорили на счёт главной цели экспедиции…
— Кто-нибудь знает, какие шансы, что долбанная серия вспышек завтра всё-таки кончится? — опять подал голос жизнерадостный Джонатан.
По штатному расписанию во время полета он был первым пилотом второй вахты, то есть дублёром самого Громова. И если во время выполнения динамических манёвров русский и американец напряжённо отслеживали все показатели, страховали друг друга и по-очереди дежурили на этапах ускорения и торможения, то в периоды инерциального хода Джефферсон оказывался загружен меньше остальных. Вот его и тянуло на разговоры.
— Шанс примерно такой же, как у блондинки этим вечером встретить в Нью-Йорке динозавра, — немедленно отозвался Чень Ливей.
— Чего?
— Док тебе намекнул, что вероятность пятьдесят на пятьдесят, — сообщил земляку Сэмюэль Вудхарт, второй американец в экипаже.
— Это как?
— Это либо встретит, либо нет!
Валера улыбнулся, старательно глядя в свою консоль. Слаживание первого марсианского экипажа (и двух экипажей — дублёров) началось более двух лет назад. Притирка не была быстрой, и, что уж говорить — гладкой. Устроители полёта пытались исключить или, хотя бы, предусмотреть все возможные проблемы, какие могут возникнуть на борту «Гагарина», орбитальной марсианской платформе и непосредственно на поверхности четвёртой планеты Солнечной системы. Выливалось всё это в изматывающие многочасовые тренировки — вместе и по отдельности, внутри построенного на земле макета корабля, в специальных бассейнах, имитирующих невесомость, в самолёте, коротким падением создающем невесомость и условия микрогравитации.