Подвиги Ахилла
Шрифт:
– Проснись!
Возглас Хирона вырвал его из сна, и он сразу вскочил с лежанки.
– Волки, Ахилл!
Рычание и вой, долетавшие снаружи, истерический лай Руты и ржание лошади… Волки! Да, это они вскарабкались по ледяным ступеням громадной лестницы, поднялись к пещере и сейчас пытались в нее войти, пролезая через наросты льда. Они чуяли лошадь, собаку и людей.
– Надо их отогнать, пока они не взобрались выше, на плато! – крикнул старик, хватая лук и бросая второй мальчику. – Тогда пропадут наши козы. Топор тоже возьми!
Ахилла
Их сильно выручила луна. Белая и огромная, похожая на ту жемчужину из сна, она осветила небо и землю пронзительным серебряным светом, и было видно как днем, только все стало почти черно-белым, краски утонули в серебре. Впрочем, одной краски луна не смогла поглотить – красной. Хлынувшая на белый снег кровь горела ярче самого снега.
Некоторое время старик и мальчик дрались у входа в пещеру, оттесняя от него волков. Затем Хирон крикнул:
– Поднимайся выше, на край плато! Есть только одна тропа, по которой они могут вскарабкаться, надо перекрыть ее!
Ахилл повиновался, хотя ему было страшно бросить учителя одного – волков возле входа в пещеру оставалось еще много, и они нападали, словно не видя, сколько их уже убито, как будто в них вселились кровожадные демоны Тартара… Впервые Ахилл понял, что боится, правда, он боялся не за себя.
На краю плато от лука оказалось мало пользы – тропа уходила за выступ скалы, и не было времени целиться в зверей, что выскакивали из-за этого выступа по двое – по трое, как в кошмарном сне. Ахилл рубил и рубил топором, отшвыривая мохнатые тела и вновь занося руку. Ему было жарко, хотя он кинулся в битву в одной тунике и босиком.
Последний волк, упавший ему под ноги, успел ощерить пасть и схватить мальчика за голую лодыжку. Но у хищника уже не хватило сил стиснуть зубы, и на коже остались лишь еле заметные ссадины.
Рычание и вой смолкли и внизу. Только Рута отчаянно лаяла и взвизгивала в дикой собачьей истерике.
– Учитель! – крикнул Ахилл, не спускаясь, а скатываясь по обледенелой тропе. – Учитель, где ты?!
– Я здесь, не бойся, – ответил Хирон, появляясь в проеме пещеры, за струями водопада. – Я здесь.
– Они ушли? – спросил мальчик.
– Думаю, если и ушли, то пять-шесть. Остальные уже не уйдут…
Ахилл стоял среди мертвых волков, озираясь и пытаясь их сосчитать.
– Учитель, я понимаю – они пришли, потому что слышали блеяние коз, потому что из пещеры пахло копченым мясом и потому что кругом мало дичи. Но отчего они так упорно нападали? Мы же убивали их одного за другим…
Хирон опустил в снег свой лук, откинул топор и медленно сел на ближайшую волчью тушу. Он тоже был в одном хитоне, но на его ногах были сандалии –
– В моей жизни такое уже случалось, – сказал он негромко. – Я видел подобное безумие и у животных, и у людей… У людей оно еще страшнее. Ступай, Ахилл, обуйся и помоги мне занести волков в пещеру – если туши закоченеют, их будет не освежевать. Зато теперь у нас полно работы на несколько дней вперед, и я наконец научу тебя выделывать мех…
– Ни хрена себе, находочка! Говоришь, пятый или шестой век до нашей эры?
Витька Сандлер крутанулся от окна к дивану, на котором полулежал Михаил с развернутым свитком в руках. Возле, на полу, стояли в ряд три здоровые картонные коробки из-под кока-колы, заполненные остальными свитками, уложенными со всей возможной бережностью.
– Я не могу точно датировать… – голос Миши звучал устало и почти жалобно. – Но… во всяком случае, не позже пятого века до Рождества Христова. И это подлинник, видно абсолютно четко, хотя сохранность, ну ты понимаешь, просто обалденная!
– Ни фигашечки!.. Майкл, а сколько же это может стоить на самом деле, а? – глаза Витьки сверкали.
– Пока их не исследуют, не проверят и не датируют ученые, они ничего не стоят. Но вся феня в том, что для этого их надо ВЫВЕЗТИ! Понимаешь, Витюня, их надо вывезти из Турции в Россию, либо оставить здесь, у турок. А я… Пускай меня теперь хоть застрелят, я их не отдам!
– Отдавать?! Да ты что?! – ахнул Сандлер. – Это же миллионы долларов в недалеком будущем, если только ты прав. Н-ну… Напрягаю свои еврейские мозги и думаю, думаю, думаю…
Витька ходил крупными шагами по небольшому гостиничному номеру взад-вперед и повторял медленно и монотонно:
– Думаю, думаю-ю-ю, ду-у-ума-аю-ю…
Через минуту у Миши явилось желание чем-нибудь швырнуть в своего бизнес-напарника, но сандалии валялись возле самого входа в комнату, а больше рядом не было ничего, кроме драгоценных свитков.
И тут Виктор резко остановился.
– О-па! Кажется, есть! А ну-каньки!
К ужасу Михаила, не успевшего даже раскрыть рот, Сандлер выхватил из коробки свиток, не соблюдая никакой осторожности (да и откуда он мог знать, что ее надо соблюдать и как она соблюдается?), в то же время другой рукой вынимая из левого кармана джинсов маленькую двухметровую рулетку.
– Та-ак! Сколько он в длину? Кайф! Двадцать один сантиметр. Еще два в запасе. Значит так, Микки: тебе не будет жалко еще примерно четырехсот долларов и бутылки шотландского виски для старого другана, чтоб распить ее вместе за твое величайшее открытие?
– Да я все отдам, что еще оставил на покупки, только бы увезти эту писанину домой! – не раздумывая, воскликнул Миша, помня, что осталось у него немного больше тысячи двухсот.
– Ну так и о’кей. Я пошел. Жди!
И, ничего не объясняя, Витька положил свиток назад в коробку и нырнул за дверь.