Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)

дю Террайль Понсон

– Граф, – сказала она, – я вас охотно и от всей души извиняю… Хотите остаться моим другом?

Граф молча опустился перед ней на колени.

– Вы ангел доброты и невинности, – прошептал он.

– Нет, – заметила она с ласковой улыбкой, – я не ангел, а просто честная женщина, не забывающая своих обязанностей.

И она подняла его и посадила около себя.

– Вы меня назвали своим другом, – сказал он, – так позвольте же доказать мне это на деле и отдать свою жизнь до последней капли крови за исправление

моей ошибки.

Она грустно покачала головой.

– Фернан, – проговорила она, – бедный больной… и его излечение может быть только со временем… Будем ждать и надеяться.

– О, вы правы, – прошептал граф, – надейтесь, так как положительно немыслимо, чтобы не настал тот час, когда он почувствует, что истинное счастье возможно только у ваших ног…

И, сказав это, граф поцеловал руку Эрмины и, простившись с ней, уехал домой.

– Мне кажется, – прошептал он, – что я остался по-прежнему честным человеком.

Когда граф вышел, Эрмина залилась слезами.

Она провела одна остаток этого вечера… Как мы знаем, он обедал у Тюркуазы.

Часу в десятом вечера раздался звонок и заставил невольно вздрогнуть молодую женщину. Вскоре послышались знакомые шаги, и на пороге комнаты показался Фернан. Он направился прямо к молодой женщине и опустился перед ней на колени.

– Если я поклянусь вам теперь, – прошептал он, рыдая, – посвятить всю свою жизнь на исправление тех мучений, которые я причинил вам, – простите ли вы меня тогда и будете ли меня опять любить?

Она вскрикнула и страстно обняла его.

Счастье снова входило под кров Фернана и Эрмины.

Мы потеряли из виду сэра Вильямса с той самой минуты, когда он выпрыгнул в ок" но, рискуя сломать себе ноги. Но и на этот раз судьба была за него, он соскочил самым благополучным образом и, не раздумывая, отправился на квартиру к Рокамболю, который, как мы уже знаем, счел за самое удобное возвратиться к себе домой еще в начале той трагедии, которая произошла в отеле Тюркуазы. Сэр Вильямс застал своего достойного ученика сидящим в мягком кресле и спокойно покуривающим сигару.

– Я нисколько не забочусь об участи моего хозяина, – думал он, – вероятно, он уже ушел с векселями… Тюркуаза тоже как-нибудь поладит с убийцей – а мне положительно нечего было там делать.

Это спокойствие ученика сразу показало сэру Вильямсу, что он ничего не подозревает о том, что произошло.

Рокамболь в свою очередь, видя бледность сэра Вильямса, невольно вскрикнул:

– Боже, дядя, что с вами? Что случилось?

– То, что мы разбиты… – Разбиты?..

– Женщиной, – добавил сэр Вильямс с горькой иронией.

– В самом деле, – пробормотал Рокамболь, побледнев от ужаса при одной только мысли о том поражении, которое потерпел сэр Вильямс, в гений которого он так глубоко верил.

Несколько минут продолжалось глубокое молчание.

– Да, – вздохнул через несколько минут сэр Вильямс, догадываясь о том, что происходило в душе его ученика, – мы побиты женщиной, но еще ничего не потеряно, и я, клянусь адом, выиграю это дело.

Тогда он рассказал в нескольких словах все, что произошло.

Рокамболь выслушал его до конца и ни разу не перебил.

– Действительно, – заметил он, когда сэр Вильямс остановился и успокоился, – Баккара вполне дельная баба, от которой нам необходимо отделаться как можно скорее.

– Это и мое мнение, и вслед за ней нужно отправить туда же Армана де Кергаца.

– Гм, – пробормотал Рокамболь, – я начинаю предполагать, дядя, что вы страдаете мономанией мести.

– Что?

– Я говорю, что вы страдаете мономанией, – повторил еще раз сухо Рокамболь.

Сэр Вильямс вздрогнул, взглянул на Рокамболя и замолчал.

– Вы даже забываете из-за мести действительность… нам, бедным смертным, право, не следует думать так много о мести, когда гораздо выгоднее заниматься денежными делами.

– Что ты этим хочешь сказать?

– То, что вы жалеете больше о том, что нам не удалось уничтожить Роше и Роллана, чем о потере двух миллионов.

– Это правда, – пробормотал сэр Вильямс, – но я их так ненавижу!

– Все это так, – продолжал, нисколько не смущаясь, Рокамболь, – но ведь нельзя же нам из-за всякой дряни бросать серьезные дела… положим, что вы можете иметь право мстить Арману де Кергацу, который отнял у вас двенадцать миллионов франков, но с какой же стати нам забывать теперь наши интересы ради каких-нибудь Фернанов, Ролланов и тому подобных личностей, которыми мы могли бы заняться в свободное время.

И, сказав это, Рокамболь посмотрел самым вызывающим взглядом на своего начальника.

– Что же, наконец, нужно, по-твоему, делать? – спросил его сэр Вильямс.

– Черт побери, да думать о пяти миллионах прелестной Дай Натха.

Эти слова окончательно возбудили деятельность сэра Вильямса.

– Это верно, – сказал он.

– Нам нужно торопиться, дядя.

– Сколько дней тому назад Дай Натха приняла ад?

– Завтра будет четыре дня.

Сэр Вильямс подскочил на своем месте.

– Черт побери! – вскрикнул он. – Ты вполне прав, племянник, что я все позабыл из-за этой ревности, и если только маркиза не умрет в течение этих трех дней, то тогда миллионы Дай Натха отправятся вслед за этими векселями.

– Итак, дядя, – заметил Рокамболь, – оставим на время Баккара в покое.

– Да, это нужно так сделать.

– Кстати, узнала она вас?

– Нет.

– А как вы думаете, подозревает она вас?

– А, ну это совсем другое дело, я ничего не могу сказать ни за, ни против – эта женщина держит себя очень таинственно.