Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)
Шрифт:
– Здесь, – повторил он не менее нахально, – но ее тут нет.
Она подняла свою вуаль и сказала повелительно:
– Проводите меня в залу, я подожду. Лакей остолбенел.
Баккара прошла мимо него и, войдя в залу, бесцеремонно села у пылавшего камина.
Затем она подала лакею свою визитную карточку и сказала:
– Когда ваша барыня вернется домой, то вы скажете ей, что я жду ее.
Лампа, стоявшая на камине, бросала свет на лицо говорившей эти слова, а могущественная красота ее окончательно смирила дерзость
– Она ушла со двора? – спросила Баккара, устремив на лакея свой зоркий взгляд, не допускавший лжи.
– Точно так, сударыня.
– Когда она вернется домой?
– Через час.
– Можете идти.
Баккара повелительно указала на дверь. Лакей немедленно исполнил это приказание.
Через час после этого вернулась Тюркуаза.
– Сударыня, – сказала ей горничная, побежавшая навстречу своей барыне, – вас дожидается какая-то дама.
Тюркуаза вздрогнула.
Но вдруг в ее голове промелькнула вдохновенная мысль, она была почти гениальной женщиной.
Тюркуаза несколько помедлила и вошла в залу, где сидела Баккара, погрузившаяся в воспоминанья прежних дней. Шум отворившейся двери вывел госпожу Шармэ из задумчивости.
На пороге стояла Тюркуаза, одетая работницей, на ее голове был надет маленький белый чепчик.
Баккара приняла ее за горничную и спросила:
– Ваша госпожа возвратилась?
– Возвратилась, – ответила Тюркуаза, подходя и кланяясь Баккара.
– Скажите ей, что я жду ее.
– Прошу извинить меня, – проговорила Тюркуаза, запирая дверь, – я явилась к вам в таком костюме, который заставил вас, вероятно, принять меня за горничную.
Баккара удивилась и пристально посмотрела на Тюркуазу.
– Я – Женни.
– Вы?
– Да, меня зовут также и Тюркуазой.
– Ах, – заметила Баккара, – так это вы и есть Женни.
– Это я, – ответила Тюркуаза с кроткой улыбкой, удивившей Баккара.
Она ожидала, что Тюркуаза будет говорить с ней с гордым и даже дерзким видом.
– Мне передали вашу карточку, – добавила Тюркуаза, – и хотя я имею честь видеть вас в первый раз, хотя ваше имя совершенно не известно мне, но я прошу вас быть вполне уверенной, что я готова служить вам.
– Вы правы, – ответила Баккара, встав со своего места и против воли выказав красоту своего гибкого стана, – действительно, вы никогда не видали меня, и имя», выставленное на моей карточке, неизвестно вам.
Тюркуаза молча поклонилась – она имела достаточно времени, чтобы рассмотреть всю красоту своей гостьи.
– У меня сперва было другое имя, – продолжала Баккара.
– В самом деле? – заметила Тюркуаза, притворяясь так искусно удивленной, что даже сама Баккара поверила ей.
– Это имя, к несчастью, имело очень печальную известность.
Тюркуаза смотрела на нее внимательно, как обыкновенно смотрят на тех, кого окружает особенная таинственность.
– Несколько лет тому назад, – продолжала между тем госпожа Шармэ, – меня называли Баккара.
Тюркуаза невольно вздрогнула. Ей, дебютирующей грешнице, Баккара должна была казаться каким-то сверхъестественным существом, славе которого и высокому положению завидуют.
– Как?! – вскрикнула Тюркуаза, – вы… вы… Баккара?
– Да, я была ею, но теперь меня зовут госпожа Шармэ.
Баккара невольно вздохнула.
– Не ваш ли это дом? Не у вас ли я теперь нахожусь? – спросила Тюркуаза.
Баккара внимательно наблюдала за ней.
– Да, – продолжала молодая грешница, одушевляясь, – здесь все мне говорило об вас, и к тому же у меня целую неделю находился в услужении Жермен.
– Мой кучер?
– Да.
– Он говорил много о вас… Вы были уже львицей, – продолжала Тюркуаза, – а я была еще тогда ребенком, но я уже так много слышала тогда о вас. Я хотела видеть вас! Ваш отель продавался, я и подумала, что, купив его, я наследую вашу славу. Мне хотелось, чтобы меня принимали за вас. Поэтому-то я и взяла к себе Жермена…
Баккара слушала ее, улыбаясь. Тюркуаза так мило и ловко разыграла роль чистосердечной женщины, что лукавая Баккара едва не поддалась на обман.
– Я уважала вас уже по слухам, – продолжала Тюркуаза, не переставая пожимать руку Баккара, – и оставила здесь все в том же виде, как это было при вас.
– Вот как!
– Все осталось так, как это было накануне вашего отъезда. Уборная, будуар, зала – вот эта комната…
– А Жермен? – спросила Баккара.
– Он рассказывал мне однажды, что вы как-то безжалостно разорили одного князя и что вы, славившаяся своей бессердечностью и холодностью, кончили тем, что полюбили…
– Он вам это говорил? – проговорила Баккара изменившимся голосом.
– И полюбили так, – продолжала Тюркуаза, – как можно любить только однажды в жизни, как можем полюбить только мы – женщины, обратившие любовь в ремесло. Разве это не правда?
– Почти правда. А он говорил вам о нем? – спросила Баккара, заметно смутясь.
Тюркуаза молча кивнула головой.
– Что же он говорил?
– Ах! – вскричала Тюркуаза. – Извините меня. Я безумная, я вонзила нож в ваше сердце.
Сказав эти слова, это отвратительное создание, умевшее принимать все формы и надевать все маски, заплакало и упало на колени перед Баккара.
Но Баккара растрогалась ненадолго и тотчас же овладела собой.
– Но в чем же вы извиняетесь, дитя мое, – сказала она совершенно спокойно, – какое же вы мне сделали зло? И какую только глупую историю рассказал вам этот Жермен?
Тюркуаза удивилась. Она живо приподнялась и отступила назад.
– Итак, это неправда?
– Что?
– То, что рассказывал Жермен.
– Посмотрим, моя милая, – сказала Баккара спокойно, – что он рассказывал вам?
– Но ведь вы должны будете очень страдать, если это правда.