Подводная агентура
Шрифт:
Луиза вздохнула и показала на свой рот, изображая, что подносит к губам чашку, и стала на нескольких языках называть чай. Старуха и мужчина смотрели на нее с недоумением и часто переглядывались. Наконец старуха закивала и начала твердить, шамкая беззубым ртом: «Халяль, халяль» [2] . При каждом слове она тыкала пальцами в сыр, в кашу. Луиза брезгливо сморщилась и замолчала. Ей это теперь есть придется. Не умирать же от голода.
К вечеру за стенами послышались громкие возбужденные голоса. Затопали ноги в сандалиях, кто-то громко прикрикнул на женщин, и те с возмущенным гомоном куда-то ушли. К вечеру ее самочувствие еще немного улучшилось, и она намерена была начать
2
Халяль (халал) – (араб. al-halal) разрешенное. В повседневной жизни синоним того, что можно есть мусульманину, разрешено использовать в пищу.
Ее мысли давно уже вернулись к погибшим супругам Карсон. Выводы, которые сделала девушка, поразмыслив на досуге о произошедшем нападении, были не очень утешительными. Не убили только ее одну потому, что именно из-за нее это нападение и было устроено. Логично, только Джона и Глорию жалко. И моряков, которых перебили на яхте. А может, не всех жалеть? Что там с двигателем случилось, когда налетели пиратские катера? Глохнуть начал? Похоже.
И напали на яхту потому, что за Луизой тянулся длинный хвост, и нападение удалось, потому что на борту находился подкупленный предатель. А как преследователи узнали о том, что Луиза на борту «Венеры»? Наверное, в последний момент кто-то сообщил. И кто-то подкупил кого-то из экипажа яхты и дал ему средство связи, например спутниковый телефон. И в назначенное время тот, возможно, испортил топливопровод. И он теперь…
А вот это вряд ли! Луиза стиснула руками свои плечи и стала быстро ходить по хижине. Не нужны им свидетели, плевали они на европейцев, чтобы их жалеть. Не должны они оставить в живых предателя. Смысла нет. И что же тогда?
Шкура откинулась, пустив внутрь запах моря и свет звезд. Человек в дверном проеме стоял молча, как будто рассматривая пленницу. И только пару минут спустя Луиза поняла, что он просто ждал, когда принесут электрический светильник и табурет. Вошли двое вооруженных автоматами чернокожих парней, один установил посреди хижины тяжелый деревянный табурет, второй поставил у стены большой светильник, и оба замерли у входа, блестя глазами. Луиза смотрела на их старенький камуфляж, на обшарпанные приклады АК-74. Пираты, точно пираты.
Человек, усевшийся на табурет, был сомалийцем, причем с лицом, которое в любой точке планеты всегда выдавало негодяя, независимо от цвета кожи. И дело даже не в шраме, который пересекал его правую бровь, а в самом выражении лица. Самодовольное, наглое в своей животной кровожадной властности. Лицо человека, для которого существуют только его желания, только его потребности. Ну, может, еще потребности того, кто стоит над ним в этой округе. А может, и нет такого человека. А еще это был тот самый главарь банды пиратов, который на глазах Луизы убил несчастную Глорию. Вот сейчас все и разъяснится.
– Где контейнер? – спросил сомалиец на плохом английском. Причем он с трудом выговорил это слово «container». – Такая пластиковая коробка. Черная.
– Какая коробка? – сделала Луиза вид, что вообще не понимает, о чем идет речь. – Я что-то взяла у вас?
– Ты дура, – заключил сомалиец, – ты не поняла, что произошло.
– Почему? Поняла! – уверенно заявила Луиза. – Ты со своими людьми напал на судно, убил нескольких человек, держишь меня здесь на берегу в неволе. Это побережье Сомали?
– Сомалиленд! [3] – с нажимом ответил главарь.
– О-очень большая разница, – проворчала Луиза, хотя в душе расстроилась.
Эта первая же новость уменьшила ее шансы на побег или иную возможность спастись. Лучше бы ей было оказаться в Пунтленде. Это тоже было самопровозглашенное и никем особенно не признанное государство. Его называли и Автономный
3
Республика Сомалиленд (северо-западные провинции Сомали). Самопровозглашенная республика с 18 мая 1991 года. Официально не признана ни одним государством мира, хотя имеет неформальные политические связи с рядом стран. Имеет территориальный конфликт с соседними Пунтлендом и Хатумо.
– Если хочешь жить, то ты должна отдать контейнер, – снова повторил человек со шрамом. – Ты не выйдешь отсюда и не умрешь, пока не будет контейнера.
– Ничего не знаю, – отвернулась Луиза. – Хотя есть шанс жить вечно.
– Ты будешь долго умирать, – пообещал сомалиец.
Он поднялся и вышел из хижины. Его подручные вышли следом, забрав только светильник. Два голоса обменялись несколькими фразами у входа. И Луиза поняла, что у входа находится охранник. Она подошла к шкуре, закрывающей вход, и попыталась посмотреть в щель. Ничего, кроме темной фигуры, не увидела. Человек слонялся возле хижины, то и дело поправляя на плече оружие. Наверное, все тот же АК-74.
Когда Андрей увидел капитана первого ранга Ломашевского, то испытал некоторое облегчение. Если работать придется под командованием этого офицера, то беспокоиться особенно не о чем. Все будет предусмотрено, взвешено и продумано до мельчайших деталей. И тут же Андрей с неудовольствием поймал себя на том, что мыслит, как иждивенец. Вот вроде и новое звание получил, в командиры группы выбился, а все готов переложить ответственность на чужие плечи.
– Истомин! – громко обратился к Андрею Ломашевский, остановившись посреди плаца и заложив руки за спину.
– Здравия желаю, – попытался Андрей скрыть улыбку, вскинув руку к козырьку фуражки.
Ломашевский протянул руку и очень крепко пожал руку Истомина.
– В прошлый раз попрощаться возможности у меня не было, – снова заговорил Ломашевский, осматривая Андрея с ног до головы с видом оценщика. – Вы были немного без сознания.
Это следовало воспринимать как шутку, хотя выглядело непривычно. За время прошлой операции Андрей шуточек от этого человека что-то не слышал.
– Местами, – ответил Андрей.
– Узнаю, – кивнул Ломашевский, – все тот же Истомин. Пойдемте в штаб, мне нужно с вами поговорить.
На втором этаже, куда Андрей молча последовал за Ломашевским, они вошли в отдельный кабинет, как Андрей понял, специально выделенный под канцелярию группы. Здесь стоял огромный старинный сейф, четыре стола и дюжина стульев самого разного вида. Кажется, их собирали со всех соседних кабинетов. А еще половина стены занимала зеленая тяжелая занавеска. Под такими обычно раньше прятали обзорные карты. Неужели и в наше время они сохранились?