Подводная одиссея
Шрифт:
– Если так, то кто это мог быть? – задался вопросом Виталий. – Японцы? Южные корейцы? А может, это все американцы под прикрытием азиатов учудили? По-моему, и в Японии, и в Южной Корее, и уж тем более в США могут найтись корпорации, серьезно заинтересованные в глубоководных технологиях…
– Да что уж теперь гадать! Равнозначно гаданию на кофейной гуще, – снова заговорил контр-адмирал. – Разброс как заказчиков, так тем более исполнителей велик. Слишком мало достоверной информации, а домыслов, наоборот, чересчур много. Так мы с тобой только в тупик зайти сможем. К сожалению…
– Значит, нужно искать эту информацию, – озвучил Саблин вполне очевидную мысль.
– Да
9
Наверняка каждому, кто когда-нибудь просыпался в неизвестном для себя месте, знакомо ощущение оторванности от действительности. Открываешь глаза, смотришь в потолок (если он есть), оглядываешься по сторонам, пытаясь понять, где ты и почему ты здесь. Сообразить очень часто бывает трудно. По крайней мере, в первые секунды после пробуждения…
Зиганиди и Плахин очнулись почти одновременно, словно по команде. Ни один, ни другой не смогли сразу понять, где они находятся. Да и быстро вспомнить, что с ними произошло до потери чувств, оказалось делом непростым. Николай даже грешным делом предположил, что накануне изрядно принял спиртного и попал в какую-то переделку, о которой толком ничего не помнил. Лишь взглянув на недоумевающую физиономию Марата Петровича, он все вспомнил. Тот поморщился от боли в голове и воспоминаний о произошедшем.
Помещение, в котором они оказались, было довольно странным, и оно явно находилось не на корабле. Окна в нем отсутствовали. Потолок представлял собой нечто похожее на светящуюся панель. На стене прикреплено большое, если не сказать огромное зеркало. Мужчины взглянули на свои отражения. Помятые обросшие щетиной лица, мешки под глазами и растерянный вид.
– Да уж, – прокряхтел инженер. – Угодили в клетку.
– Будет тебе причитать, – переходя на «ты», проговорил боевой пловец. – Надо выбираться отсюда.
– Как? – удивленно уточнил товарищ по заточению.
– Ну, хотя бы через дверь попробуем. Раз уж она здесь есть, – с тяжело дававшейся улыбкой ответил тот.
Он живо подскочил к двери и начал тщательно ее осматривать. Была она очень крепкой. Можно было предположить, что сделали ее из какого-то особого сплава. Ручки изнутри не имелось, попытаться потянуть дверь на себя было невозможно. Попробовали толкнуть – не поддавалась. Зиганиди испробовал несколько приемов по выламыванию дверей, но и они не дали должного эффекта. Плахин, видя это, стал просто барабанить кулаками и кричать, призывая невидимых и неведомых тюремщиков открыть и выпустить их. Никакой реакции на эти действия не последовало. Дверь оставалась на своем месте. Потолок светился все так же. Ни шума, ни шороха, которые бы исходили от посторонних.
– Хватит, – обратился Коля к инженеру, который все еще пытался достучаться неизвестно до кого. – Это дохлый номер. Никто нам открывать не будет.
Марат Петрович прекратил стучать, обернулся и прошептал:
– Ну что же это все-таки за комната?
– Да шут ее знает, – пожал плечами пловец. – На обычную тюремную камеру, а тем более на карцер, особо не похожа.
Они оба еще раз осмотрели помещение. У стены напротив зеркала стояли две застеленные кровати. Зиганиди дернул сначала одну, потом другую. Кровати не поддавали – были привинчены к полу. Сбоку от них у противоположной от двери стены находилась матовая перегородка, за которой был санузел.
– Да, на обычную камеру не похожа,
– Ну, японцев, каюту, запах – и все. Дальше в отключке, – ответил Коля.
– То же самое, – подтвердил Марат Петрович. – Газ подействовал лучше некуда. Сейчас даже трудно сказать, сколько времени прошло с момента усыпления. Да и вообще – который сейчас час? Ты знаешь?
– Да откуда мне знать! Хронометра ведь нету. А по светящейся панели потолка я пока ориентироваться не научился, – Зиганиди понимал неловкость их положения, но продолжал вопреки всему хохмить.
– Не то день, не то ночь. Все смешалось в доме японских, – безуспешно пытался каламбурить в ответ Плахин.
– Я вот из того, что с нами после выхода из СПА произошло, практически ничего понять не могу, – недоумевая, проговорил Зиганиди. – Зачем самураи посекли в капусту северокорейских зомбаков, завоевали наше доверие, а затем траванули нас газом? И где сейчас Катя? В отдельных апартаментах?
– Да я сам с трудом соображаю, – заметил инженер. – Сейчас даже тяжко разобраться, кто это был. То ли японцы, изображавшие вначале северных корейцев, то ли северные корейцы, решившие изобразить японцев, чтобы выманить нас наружу. В любом случае, могу точно сказать одно: их чрезвычайно интересует «Русский витязь». А живы мы пока потому, что им не под силу открыть его люк. Они наверняка надеются, что мы им сможем в этом помочь. Я же надеюсь, что они все пойдут на хрен и ничего от нас не получат…
– Я тоже хотел бы на это надеяться. Однако боюсь, как бы эти бармалеи не стали нас шантажировать, угрожая Екатерине. Если для них так важен СПА, то пойти ведь могут на все что угодно. И мы это на себе уже ощутили, – вполне трезво толковал русский морской офицер.
– Гадство гадкое, – своеобразно выругался Плахин и осторожно уселся на кровать, будто боялся, что она под ним провалится.
Кровать не провалилась и даже не шелохнулась. Однако именно после того, как мужчина на нее сел, началось нечто странное. Из невидимых динамиков начала литься музыка. Музыкой, впрочем, назвать ее могли разве что любители электронных экспериментов со всяческими звуками. Душераздирающая мелодия звучала будто бы вдалеке. Но при этом было ощущение, что она проникала в мозг, высверливая его изнутри. Мелодия сопровождалась целым набором разнообразных звуковых эффектов разной частоты и громкости. Это был и надоедливый стук метронома с эхом. Это был и монотонный металлический скрежет, который с завидной регулярностью повторялся снова и снова. Дополнением к нему стали звуки маркера, пишущего или рисующего на бумаге, и гвоздя, которым старательно с вдохновением царапали по стеклу. Вместе с этим из динамиков доносились и некие будто потусторонние голоса. Даже у человека с самым стойким неприятием мистики могли сдать нервы. Голоса звучали так, будто нежить из преисподней рвалась в наш мир. Свет потолка начал мерцать и менять цвет в такт самым громким звукам, раздававшимся из динамиков.
Россияне, услышав и увидев все это, обменялись изумленными взглядами. Изумил их не столько сам факт воздействия на психику, сколько избранный тюремщиками способ. И тем не менее он был действенным. Как мужчины ни пытались не обращать внимания на музыку, ничего не получалось. Николай предложил сделать беруши из простыней. Однако простыни на обеих кроватях были сшиты из какой-то особенной сверхпрочной ткани. Как пловец ни тужился, разорвать простыню не сумел.
– Вот засранцы, – ругнулся он. – Они нас доконают этими своими концертами. Час-два мы еще продержимся. Но затем…