Подводники атакуют
Шрифт:
«Это, видимо, начался общий разгром фашистов по всему фронту», — подумал я и спросил у Дедкова:
— О боях под Сталинградом уточнили текст сообщения?
— Вот, — Дедков протянул второй лист бумаги, исписанный с обеих сторон, — здесь указаны в основном потери фашистов...
И действительно, уточнение текста касалось главным образом разгромленных частей, пленных и захваченных нашими войсками трофеев.
— Обе радиограммы объявить по отсекам, а редактору боевого листка посоветуйте использовать эти цифры.
— Есть,
Как ни устал я, простояв всю ночь на мостике, я так и не сомкнул глаз. Полежав около получаса, я поднялся и пошел по отсекам. Возбуждены были остальные мои товарищи. Ни в одном отсеке я не нашел отдыхавших людей. Все по-прежнему оживленно комментировали известия о новых поражениях немецко-фашистских войск.
— Я на вашем месте все же отдыхал бы, — сказал я торпедистам, но слова мои прозвучали не очень убедительно.
— Не можем, товарищ командир, — виновато ответил Терлецкий, — такой радостной новости я, кажется, за всю жизнь еще ни разу не получал, как... вот сегодня... Где там спать, когда душа... танцует...
— Эх, были бы еще у нас торпеды, товарищ командир, сейчас бы самое время вернуться обратно на позицию, — мечтательно произнес Свиридов, — а то армия наступает, а мы... домой...
— Да, торпед нет, — сочувственно произнес я. — Но ничего, мы сходим в базу, возьмем торпеды и вернемся обратно.
Переживал не только один Свиридов. Успешное наступление Советской Армии воодушевило всех подводников. Буквально во всех отсеках только и слышались слова досады в связи с отсутствием на корабле запаса торпед, словно люди только сейчас осмыслили по-настоящему значение боеприпаса для корабля.
В жилом отсеке Костя Тельный заканчивал боевой листок подводной лодки. Я на несколько минут задержался у столика, на котором работал матрос. «Смертельный удар по становому хребту фашистской армии под Сталинградом и на Северном Кавказе», — было написано крупными буквами через всю полосу боевого листка.
— А вы не слишком замахнулись? Мне тоже кажется, что удар очень серьезный, но смертельный... Не слишком ли?
— Нет, товарищ командир, вся редколлегия так... решила, единогласно! — хором возразили матросы. — Мы думаем... уверены, что это начало краха фашистской Германии...
— Ну, если вы все так уверены, пусть остается этот заголовок, — согласился я. — Только мне кажется, начало краха фашистов было еще раньше.
— Двадцать второго июня сорок первого? — спросил Тельный, улыбаясь.
— Так точно...
— И я так им говорил, — обрадовался Тельный. — Раз на нас напали войной, это уже начало ихнего «капута»...
«Грандиозное наступление наших войск», — гласил подзаголовок боевого листка, написанный более мелкими буквами, а под ним приводились данные из сообщений Совинформбюро.
— Хороший получается
В дни Великой Отечественной войны у нас на кораблях в море стенные газеты не выпускались. Вместо них выходили боевые листки, размеры которых были меньше обычных стенных газет.
Редколлегия готовила очередной номер, показывала его командиру корабля или комиссару, и боевой листок получал право на существование. На выпуск такого боевого листка требовалось не более одного-двух часов.
Боевые листки выпускались не только по поводу каких-нибудь важных известий. После каждой атаки, независимо от того, была ли она удачной или нет, на подводной лодке выпускался специальный боевой листок, в котором подвергались критике ошибки членов экипажа и отмечались подводники, проявившие себя лучше других. Матросы, старшины и офицеры любили боевые листки и всегда с нетерпением ждали появления очередного номера. Боевые листки имели большое воспитательное значение, помогали командованию в решении боевых задач.
В машинном отсеке все свободные от вахты подводники, оживленно комментируя последние известия, собрались вокруг большой географической карты Советского Союза, на которой парторг Каркоцкий, никому другому не доверяя, сам лично передвигал многочисленные красные и черные флажки, обозначавшие положение воюющих сторон на фронтах Великой Отечественной войны.
В электромоторном отсеке меня с рапортом встретил старшина Гудзь и сразу же задал вопрос, какой груз вез транспорт, который накануне утопила наша «малютка»?
— Не знаю, не успел спросить у капитана, — шутливо ответил я, — а почему это вдруг заинтересовало вас?
— Мы хотели... приплюсовать вот... к потерям немцев на сухопутном фронте, — старшина показал на матроса, который держал в руке почти сплошь исписанную мелким почерком засаленную тетрадку.
— Что это? — спросил я.
— Сюда мы записываем уничтоженную технику фашистов и... наши трофеи, конечно, тоже.
— И давно вы ведете такой учет?
— К сожалению, недавно, — ответил Гудзь, — всего только три месяца. Поздно вспомнили. Но теперь будем делать это до конца войны...
— Я думаю, что... в конце войны и так подсчитают все...
— Нет, товарищ командир, — живо возразил Гудзь, — это будет не то... то они подсчитают, а мы вот как записываем, с замечаниями...
Действительно, тетрадь содержала не только голые цифры, но и подробное описание обстоятельств, времени и места, при которых подводники слышали те или иные новости с фронтов войны. Возле каждой новой записи можно было прочесть интересные матросские шутки и полные юмора прибаутки. Такую тетрадь можно было назвать скорее коллективным дневником незабываемых дней войны.